Я ничего не ответила, потому что он высвободился из моих рук, радостно запрыгал к двери и бросил на бегу:
— Мама, пойдем домой.
Он натянул свои ботинки, поднял портфель и выбежал в коридор. Я встала, взяла его маленькую дорожную сумку и принялась складывать туда одежду из шкафа. Я слышала шум у выхода, слышала, как Адем прощался с моей матерью, как она покружила Мелиха, об этом я догадалась по взрывам его хохота. Потом я услышала, как открылась дверь, они вышли на площадку и начали спускаться вниз, и радостные прощания Мелиха звенели на лестнице.
Я медленно встала и вышла из комнаты. Когда я проходила мимо кухни, мать позвала меня, она стояла, прислонившись к раковине, и нервно мяла в руках тряпку; я догадалась, что Адем ушел, чтобы дать ей возможность поговорить со мной. Она сделала мне знак войти, и, поколебавшись, я послушалась. Она указала мне на стул и сама села возле стола, а я подумала, что она всегда свободнее чувствовала себя на кухне, чем в гостиной. Она принесла с собой чашку, но только для того, чтобы чем-то занять руки, сам кофе уже был никудышным, светлым и густым, похожим на грязь.
— Адем пошел купить конфет в лавку на углу, — сказала она. — Они, конечно, не очень нужны Мелиху после печенья, которое ты принесла, но…
Она часто дышала, ее щеки раскраснелись, теперь это была задыхающаяся, взволнованная пожилая женщина, но, когда она посмотрела мне в глаза, я узнала ее прежний взгляд.
— Я очень надеюсь, что ты не сердишься, Элен, — сказала она, и я сразу поняла, что она повторяла эти слова сотни раз, и все равно ей было очень тяжело произносить их. — Я надеюсь, что ты не сердишься. Я знаю, что ты не хотела меня больше видеть, я пыталась принять это, но, когда родился малыш, это стало слишком тяжело.
Ее руки дрожали, и она скромно зажала их между коленями.
— И я должна сказать тебе еще кое-что. Я все равно все это время пыталась увидеть тебя, — торопливо продолжила она. — Я пряталась в кафе, в ресторанчиках, Адем иногда говорил мне, где можно найти тебя, и я часто видела, как ты проходишь мимо по улице, хотя ты никогда не узнавала меня. Я не смогла бы никогда больше не видеть тебя.
Она подняла голову и попыталась выдержать мой взгляд и вдруг неожиданно выпустила из рук чашку, и та разбилась об пол, выплеснув странную жидкость, почти грязь, усеянную мелкими частицами кофейной гущи.
— Я сделала все, что смогла, — закричала она. — Я пыталась тебя понять, с самого твоего детства. Уверяю тебя, я пыталась понять.
Наконец она заплакала, от волнения ее била дрожь, она продолжала срывающимся голосом:
— Я отправила тебя туда, потому что думала, что так будет лучше. Они сказали мне, что это единственное решение, Элен. Я не знала, что мне делать, я не знала…
Мне хотелось взять ее дрожащие руки, дотронуться до кольца на пальце, погладить коричневые пятнышки на коже, но я не могла, я думала о тебе — одиноком, покинутом в своем домике в середине леса — и смогла только прошептать:
— А Нело? Ведь ты так и не простила его. А ведь он так любил папу, он так любил его, он не хотел… Нет, он не хотел…
Внезапно мой голос пресекся, стал совсем слабым, а она прижала руки к вискам.
— Да, да, я знаю, — вздохнула она. — Я знаю. Я никогда не хотела ему этого. Я клянусь тебе.
Слезы застилали мне глаза, я пыталась не расплакаться и наконец произнесла то, что мучило меня все эти годы:
— Ты никогда не любила его.
— Это ложь! — резко выкрикнула она.