– М-мм…

– Есть что покушать?

– Ну да.

– Где?

– Приходи – увидишь.

– Ты скажи!..

– Я бы предпочла не…

– Прекратите орать, – раздается ответный крик – на этот раз из гостиной.

Они были громкими в этой семье. Компенсировали недостаток общения, тепла резкими всплесками – криками, выброшенными в общее семейное пространство, претензиями, недовольством партнерами по ежедневности.

Она взмахнула рукой, словно отмахиваясь от окружающих, и опустила в кипяток ложку с вареньем. Помешала, подняла к свету, прищурилась – силуэт чайной ложки на фоне пыльной люстры, зависшей над обеденным столом как гигантский цветок. Что увиделось в этой ложке? Нет, она избывала жизнь не одна. Рядом был давний спутник, попутчик. В плацкарте последних двух десятилетий ей удалось отвоевать места для троих: сама, сын, муж. Сын отделялся, отпочковывался, как положено подростку. Словно два пассажира, устроившиеся на соседних полках, Люба и ее законный супруг становились очевидцами каждого вздоха, стона, стука – каждого звука, исходящего от партнера. Если один из них покидал предназначенное ему место, второй видел либо ноги, либо макушку. Всегда, всегда рядом был его силуэт, тень. Запах, присутствие. Вот спина человека, отправляющегося в душ, в туалет. Вот он прислонился к окну, курит. Ест, свесив ноги; спит на боку, откинув руку во сне. Это присутствие, силуэт, эта макушка, спина, рука, постоянное знание, ощущение дают ли возможность увидеть партнера целиком, во всем его жизненном, душевном объеме?

Мужчина сидел на краю кожаного дивана, уставившись в телевизор. Женщина поставила чашку на пол, прямо на ковер, села на диван, подобрала ноги.

Муж был занят, питался – поглощал свой ужин у телевизора. Пристально вглядываясь в огромный экран, на котором в этот момент разворачивалась недоступная жене драма. Камера передвигалась от одного игрока к другому; те сохраняли неприступный вид, бесстрастно воплощая poker face. Напряженность момента была несомненна. Мужчина застыл. Уперев взгляд в телевизор, он перестал жевать.

– Послушай…

– Подожди!..

Словно дирижер, требующий молчания от чуткого музыкального коллектива, он приподнял руку, и вилка, нацеленная в пространство, застыла вместе с рукой. Вытянув шею, наклонившись вперед, зависнув верхней половиной тела в распахнутом халате над столиком с едой, коньяком в бокале, он напряженно наблюдает за происходящим на экране. На полу, в углу, около журнального столика, на котором сервирован ужин, лежат стопкой журналы, стоит хрупкий бокал с благотворным янтарем, лежит-пылится рукоделие – уже второй год эта женщина вяжет скатерть для кухонного стола. Крючком, мелко, тщательно, давно. Зовется она Любой, но среди русскоязычных пользователей Интернета известна под именем «писательницы L».

– Совершенно не могу понять, как я прожила с тобой столько лет, – произносит она вполне буднично, немного устало.

Так же привычно муж ей тут же отвечает:

– Я думал ты меня любишь.

– Это тоже.

В ответ мужчина разворачивается к жене всем корпусом.