Фермер глянул на него, но ничего не сказал. Однако по глазам Горгас прочитал, что тот прикидывает, как придется откапывать две сотни могил, грузить покрытые плесенью тела в лодку и вываливать их в море. Много дней, даже недель труда, прежде чем по куску пашни можно будет пройти с плугом и бороной, когда придет пора сеять озимый ячмень. Его правда, это несправедливо.

— Я тут подумал, — сказал Горгас, — а почему бы нам не отвезти их вниз, к морю? Так было бы проще. — Фермер просиял и кивнул; молчун, сразу видно. Его жена восстановила равновесие, снова рассыпавшись в благодарностях. Горгас подавил зевок и направился в амбар.

Может, они привыкли ко всему, думал он, шагая через двор. Ферма солидная — каждый дюйм пространства использовался с определенной целью, никаких излишеств, все рационально, — но она была не похожа на те фермы, среди которых вырос он сам. Частокол из двенадцатифутовых жердей, толстые стены и массивные ворота, укрепленная башня вместо дома; как будто жизнь и без того не достаточно тяжела. Почему люди вытворяют такое друг с другом? Бессмысленный вопрос: здесь так живут. Должно быть, им так нравится.

Горгас спросил об этом у своего товарища, старшего клерка.

— Не думаю, — ответил клерк. — Просто они так привыкли, вот и все. Поразительно, можно прожить жизнь и даже ничего не заметить просто потому, что так было всегда. Наша ферма не очень отличалась от этой. Немного больше, разумеется, — быстро добавил он, — у нас была хорошая семья. Но, в сущности, то же самое: забор, с той только разницей, что наш был каменным, а кроме башни, имелась еще надстройка над воротами. Однажды, еще во времена моего прадеда, мы выдержали шестидневную осаду.

Он рассказывал об этом с гордостью; Горгас не совсем понимал почему.

— Дурацкий образ жизни, — заметил он, повалившись на охапку соломы. — Как бы то ни было, это не для меня.

— Что — земледелие или драка? — улыбнулся клерк. — Наверняка не драка, поскольку ты именно этим и занимаешься. Но ведь ты, кажется, рассказывал, что вырос на ферме?

Горгас зевнул.

— И то, и другое прекрасно, — ответил он. — А совмещение ставит меня в полный тупик. Я хочу сказать, как можно пахать, боронить и сеять из года в год, когда знаешь, что весьма вероятно, какой-нибудь подонок явится и все сожжет прежде, чем ты успеешь все убрать? Такая мысль может запросто свести с ума.

Клерк пожал плечами.

— Вредители есть вредители, — сказал он благожелательно. — Существуют мыши, кролики, грачи и голуби, а также солдаты. Собираешь то, что осталось. В соответствии с этим планируешь расходы и бюджет. Если в какой-то год все теряешь, то берешь заем и начинаешь сначала. — Он нахмурился и покосился в сторону. — Так все начиналось, — тихо проговорил он, — так и продолжается. А кроме того, есть люди вроде нас с тобой, которые готовы что-то изменить.

— Точно, — отозвался Горгас, переворачиваясь на бок. — Теперь, пожалуй, я немного посплю, если не возражаешь.

Клерк ухмыльнулся.

— Ты не в духе, потому что сломал свой чудесный лук. Это нормально, — добавил он, — я тебя понимаю.

Горгас немного подумал.

— Ты прав, так оно и есть. Я уже говорил, этот лук у меня много лет, с тех пор, как я был мальчишкой. Между прочим, его сработал мой брат.

— Который? У тебя их так много. — Горгас улыбнулся.

— В свое время я сделал из него несколько отличных выстрелов. Он вызволял меня из беды уж не помню сколько раз. Впрочем, и навлекал неприятности. Но это вина не лука, а только моя. — Он подобрал сломанные куски лука и поднес их к желтому свету масляной лампы. — Ты не поверишь: переломился в утолщении. Вот тут, в роговой прокладке, появилась трещина и пошла через дерево в опору.

— Да, — отозвался клерк, — вот, значит, как…