— Но ведь это бесконечно и поразительно в своих применениях! — воскликнул Фиц-Рой. — Ведь таким способом можно будет, пожалуй, записывать и шумы движения мысли в мозгу человека!
— Да, да, конечно, — добавил Немо, — и по этому пути уже идут изобретатели. Аппарат Дюссо стал известным Эдиссону, и маг Америки работает над тем, чтобы сделать микрофонограф бесконечно чувствительным. Самому Дюссо уже удалось записать бесконечно малые шумы, производимые, например, насекомыми при их хождении; он записал также звуковые изменения, вызванные нервным волнением у артиста и оратора.
— Чудесно, чудесно! — добавил Фиц-Рой; он внимательно осматривал аппарат, знакомился с его не очень сложным механизмом.
— Так это поможет, значит, нашему бедному Бруту? — заметила Мэри.
— Да, несомненно, — оказали в один голос и Немо, и Фиц-Рой.
— А нельзя ли позвать сюда Брута сейчас же? — спросила Мэри.
— Конечно, можно…
Не прошло и пяти минут времени, как Брут появился на «Наутилусе». Приспособление аппарата, при том условии, что им орудовали такие люди, как капитан Немо и Фиц-Рой, длилось очень недолго, а электричества на «Наутилусе» имелось достаточно всегда.
Брут, человек угрюмый от природы, по мере усиления глухоты становился еще угрюмее и молчаливее, и лицо его приобретало ту неподвижность, в которой нет места ни малейшей улыбке и которое отличает глухих и в особенности глухонемых.
Опыт с Брутом удался совершенно и вполне наглядно. Когда ему было предложено взять в руки микрофонографический рожок, схожий с давно знакомым ему телефонным, и приложить к уху, когда пущен был электрический ток, весьма слабый из осторожности, лицо Брута немедленно просияло, и он улыбнулся: мир звуков, ясных и отчетливых, давно ему незнакомых, возник для него снова и приобщил к жизни тем общением, которое когда-то, до глухоты, имелось для него.
Когда затем Немо, приставив микрофон к своему сердцу, соединил его с микрофонографом и дал опять рожок в руки Брута и он приложил его к уху, — лицо Брута стало совсем весело.
— Что ты слышишь? — спросила его Мэри, заметив эту веселость.
— Мельница стучит! — ответил он.
Все расхохотались, и даже сам Немо вместе с другими.
— Ну, многочтимый хозяин, — проговорил Немо, — вы, конечно, не откажетесь принять от меня этот прибор в обмен на вашу чудесную шапку.
— Не могу отказаться, спасибо! — ответил Фиц-Рой и, взяв гостя за руку, сильно пожал ее.
— Меня больше не нужно? — спросил Брут и, получив ответ, вышел.
Завтрак прошел очень оживленно. Особенно понравился Немо фаршированный язык трески, поданный к закуске. Такая роскошь возможна только на месте, где трески, не выдерживающей в свежем виде и нескольких часов перевозки, мириады.
— А вы из этих языков консервов не делаете? — спросил Немо.
— Не стоит того!