Пока мы шли, я упорно думал, потому что мне сейчас более серьезный разговор предстоит, надо разное придумать, вроде улицы и прочего. Насчет улицы я много думал и не придумал ничего, кроме как названия Кривая. Про школу я решил сказать, что учиться я начал, но школу не закончил, так как денег дальше не было учиться. Думаю, что прокатит.

Про работу решил сказать, что сначала мы с батей строительными работами пробавлялись, потом меня на железнодорожную станцию грузчиком взяли (это и правда было, только меня быстро уволили, всего пару месяцев проработал). Во! Скажу, что меня уволили, а латыша-земляка на мое место взяли. Это со мной тоже было, только не на товарной, а в магазине автозапчастей, только земляк был не латыш, а дагестанец. А потом, для простоты объяснения, я на складе работал. В нем стройматериалами торговали, а при нужде и ремонт можно было сделать.

И вот там я работал до Советской власти. А когда она стала – ну это я помню, с августа. В той телепередаче все про черный август толковали, вот я и запомнил. А после? Там же и работал, только хозяина уже не стало, а склад стал народным. А куда хозяин делся? Сбежал, однако.

Ну, про астигматизм я так и заверну, что в военкомат меня вызывали, но под призыв я не попал, из-за него самого, а нужно было пройти обследование у врачей. А его не произошло, война произошла вместо этого.

Но что дальше было? Ну, так как и придумал. Немцы близко к Риге подошли, местные тоже стали головы подымать и немцев ждать, а мой начальник склада решил, что нечего ему немцам доставаться трофеем. Он взял шофера, машину и двух русских, что на складе работали, меня и… ну пусть Ивана. Погрузили мы в нее свои вещички, кассу, документы и поехали.

Где мы ехали – а черт его знает, не знаток я географии, помню, что и через латвийские села ездили, и через эстонские, и через русские. Так и ехали, пока под бомбежку не попали. В дороге машина ломалась, мы ее чинили, нас милиция задерживала, выясняла, потом отпустили.

Как машина называется? Хороший вопрос, прямо на засыпку. А как ее назвать? А пусть будет «форд»! Были ж они тогда, наверняка были. Какая модель – а фиг ее знает.

Но есть опасный момент – разговор по-латышски. А в нем я ни бум-бум. А, скажу что-то по-фински. Я по нему болтать могу (ну немножко совсем, если честно). А если мы со знатоком друг друга не поймем, то скажу, что там, где я жил, диалект такой. И немцев в Риге много живет, а они всегда по-своему треплются. И русские тоже есть. И плевали мы на язык латышский.

Гнилая отмазка, но не рассказывать же, что я из будущего. И другие варианты совсем не катят. Ведь я, коль скажу, что жил где-то под Питером, что могу про жизнь рассказать? А ничего – ни цен, ни подробностей, ни за кого голосовали, ни что где находится. Пусть даже про Питер спросят: где какие старые дома стоят, это я скажу, а где что продают – уже не скажу. Потому что за семьдесят лет магазин мог десять раз поменяться – сейчас там охотничий, потом булочная, потом вообще книжный. Ну, что сейчас в Смольном – скажу. А что сейчас в Зимнем – музей или что – не знаю.

Вот где НКВД – это я знаю, по телику про это часто говорили. А вот почем хлеб – не знаю.

Но что это за житель, который не знает, сколько стоит хлеб, который он каждый день покупает, зато знает, что НКВД – на Литейном? Однозначный шпион, которому рассказали, куда его заберут при поимке, но про хлеб не рассказали. А вот с Латвией может прокатить. Может, да, а может, и нет. Вот с ценами надо подумать. Кстати, какие деньги в Латвии до СССР были? Не знаю. Худо. Нет, щас вспомню! После того как эти прибалты поотделялись, они все кричали, что у них все будет как в сороковом году, то есть до СССР! А логично, что они свои деньги так назовут, как они до того назывались? Логично. В Эстонии сейчас крона, в Литве – лит, а в Латвии – лат! Йесс!

А как с ценами быть – наверное, два нуля срежу от нынешних и так скажу. А насколько это много? Ну, скажу так, что, когда работа есть, на пожрать-попить хватит. На что-то больше – уже с трудом. Как и у меня было. Когда без семьи – ничего, а дети пойдут, так уже не про свои нужды думать надо, а про то, что детям купить. А себе – если останется. Без работы – голый вассер.

Тут мне резко поплохело, голова закружилась, и меня аж в сторону бросило. Но всего на минутку.

– Эй, чего это с тобой?

– Да что-то с головою стало, уже пару раз после бомбежки такое было – голова кружится и идти тяжело.

– Контузило тебя, ишь с лица бледный стал, даже губы белые. Иди вот к колонке, лицо сполосни, полегче станет.

Шагнул к колонке, нажал на ручку, лицо обмыл, потом с руки отхлебнул. Еще. Шею тоже обтер водою. Отпустило. Попил еще.

– Ну вот, хоть не такой белый, как луна в тумане. Ладно, пошли, еще два квартала осталось.

Вот чертова колдунья! Вернусь, я тебе голову отверну и свечку вместо нее вставлю! Это ж до чего человека довела! А вообще я за эти два дня как-то много головой работать стал. Обычно я так много думал, когда замышлял, что с работы спереть можно…

И правда, уже недалеко осталось. Прошли два квартала и вышли к двухэтажному каменному дому. Таких в старых частях Питера полным-полно, есть такие и в мелких городах.