– С собой! – Качнув головой из стороны в сторону, офицер подтвердил его надежду. – Поживёшь ещё…
Эпилог
Петербург. Зимний дворец. 1904 год, апрель
Тишина. Лишь тенью снуют лакеи, поддерживая чистоту.
Затянуты тканью зеркала… Вчера закончил свой мирской путь Николай Александрович. На четырнадцать лет раньше, но, в отличие от моего мира, здесь он был более симпатичен населению. О его болезни в последние полгода было известно всей империи. Лично замечал у прислуги красные глаза (Ходынки тут не было!), а располагать людей к себе он, когда это требовалось, умел великолепно. Даже начало войны, повторившееся один в один, не повлияло на его репутацию у народа. Также подорвали в гавани броненосцы и крейсера, попались в ловушку Чемульпо «Варяг» и «Кореец». Только в отличие от моего мира бой был ожесточённее и потери больше.
Приказ адмирала Дубасова о приведении в готовность кораблей, пребывавших в «вооружённом резерве», хоть и опоздал, но всё же расшевелил флотское болото. Здесь досталось и «Корейцу», прикрывавшему избитый сосредоточенным огнём эскадры Уриу бронепалубник. Старая канонерка пустила ко дну миноносец, ещё одного утопили варяжцы. Главную ударную силу, «Асаму», комендоры божьим промыслом (по другому и не скажешь!) крепко по-пятнали, умудрившись всадить 6-дюймовый фугас аккурат в носовую башню ГК. От столь варварского обращения левое 8-дюймовое орудие превратилось в гнутую палку, но детонации (на которую тайно и явно надеялись на крейсере) не произошло. Буквально за секунду японцы успели всё выпалить, правда, мимо. Но и оставшейся на «Асаме» восьмидюймовки вкупе с шестидюймовками плюс остальными стволами эскадры хватило.
Руднев, раненный в конце боя (вот они, амбразуры в боевой рубке!), спустя пару дней умер в госпитале. Старший офицер погиб ещё в начале… Проще сказать, кто остался в живых. На «Варяге» старшим по званию оказался лейтенант Зарубаев, уцелели оба доктора, трюмные и три мичмана: Балк, Черниловский-Сокол, Шиллинг. Потери в нижних чинах – сто двенадцать убито и двести семь ранено. Канонерка в этом плане отделалась более легко: семь убитых и тридцать два раненых, офицерский состав остался в строю.
Вот тут пошло первое расхождение: командир «Корейца» Беляев, не сдерживаемый Рудневым, взорвал оба корабля. Не на фарватере, но и то хлеб: я отлично понимал, что затопи его, то позже японцы спокойно подымут и введут в строй под «солнцем с лучами». А так – померла так померла, да и нам, как говорится, в кассу, по-другому воспринимать будут. Погиб заградитель «Енисей», а вот «Боярина» смогли приволочь! Пусть и повреждённый, но не утонувший. Тут сын постарался, дошёл до наместника и доказал, что высадки, как того ожидали местные, не будет в ближайшем будущем. Удачно ввернул насчёт мин, в результате «Новик» под командой Эссена увидел брошенный крейсер… В общем, главное – результат.
На суше шли бои местного значения между передовыми частями японцев и корпусом Штакельберга. Макаров восстанавливал боеспособность эскадры, стараясь не ввязываться в невыгодные пока для него бои. Но и не отсиживался в гавани, при появлении Того старался подвести того (каламбурчик!) под огонь береговых батарей. Конечно, все желали генерального сражения с результатами Чесмы или Синопа, но Макаров, видя, насколько японцы превосходят нас, на него не решался. Корабли, особенно лёгкие силы флота, воевали буквально на износ. «Стерегущий» разменял себя на миноносец, в неравном бою погиб «Страшный» – это только те, кого я помню по прежней жизни, ещё двоих я просто не знал. Однако его выходы здорово нервировали противника, а при вводе в строй «Ретвизана» с «Цесаревичем» ситуация сложилась в классическое английское изречение fleet in being[40]. Оставалось её реализовать. Тут и сын аккуратно слил информацию о начале создания базы на Эллиотах. Теперь Макаров начал решительно искать генерального сражения.
Не отсиживались и во Владивостоке – крейсеры ВОК похозяйничали (не долго, но и этого хватило) в южных японских водах. Под лозунгом «Топи их всех!» проредили суда с военной контрабандой (здесь чувствуется тяжёлая рука Дубасова), что заставило временно прервать отправки транспортов. Вопль наглов и пиндосов услышали, наверное, и на Луне, а уж сколько грязи в своей прессе на нас вылили!.. Вот только забыли, что тут можно и по рогам получить! Хере, начавший было в своих газетах нагнетать истерию, был найден мёртвым в компании своей любовницы. Всё списали на внутренние разборки, НАС просто не приняли в расчёт. Со смертью этой гниды (незаурядный человек был, тут сказать нечего) вал газетного дерьма продолжился и даже стал расти! Но, увы, последователи не дотягивали до попавшего к чертям магната. Постепенно становилось понятным, что вся эта шумиха особо нас не затронет. Гораздо хуже было с Британией, её СМИ не имели, скажем так, мозга, в который можно вогнать пулю. Да и не стоило столь явно подставляться. Помня о проигранной информационной войне (увы, но про это поражение почему-то забывают) толковыми молодыми ребятами, журналисты по всей стране распространяли статьи о героизме русского солдата и матроса.
На этом фоне мы начали контрнаступление. Плакаты, отображающие боевые эпизоды, статьи в газетах, где расписывались планы англичан на НАШИ земли, цензура (хватит давать противнику смущать умы граждан) и, конечно, наказание, как было объявлено в Высочайшем Манифесте, «за измену Родине…». Студентика из Вильно, пославшего телеграмму микадо, без суда закатали в «Александровскую слободу», а на вяканье прокурора сунули оформленную повестку о призыве на действительную службу. Вкупе с «корочками» «Смерша» столь беспардонное нарушение закона прошло, судебные не стали лезть в бутылку. Попытки устроить стачки жестоко пресекались, агитаторов хватали и отправляли в Бобруйск. А там, по ходящим в кругах интеллигенции слухам, живые завидуют мёртвым. В результате предпринятых мер общество вместо негативного (не наша та земля) отношения к войне на Дальнем Востоке перешло в насторожённость. Всё сводилось к формуле: «Вроде там наши земли, нехорошо их отдавать».
Прохождение колонн под звуки ставшего уже легендарным марша (каюсь, тут я поучаствовал, благо клич был кинут, осталось только выбрать нужный) запомнилось не только жителям Петербурга, но и остальной России. Что интересно, в этой истории у народной песни изменилось одно слово: вместо «нами потоплен „Варяг”…» пели «нами подорван „Варяг”». Команды, проехавшись по Великому Сибирскому пути, смогли сделать эту войну для обывателя СВОЕЙ. Простые матросы, ещё не отошедшие от того ада, в беседах прямо без всякой цензуры рассказывали о гибели товарищей. О том, как они стояли у открытых орудий, принимая в свои тела осколки после взрывов шимозы. Как гибли один за другим офицеры, как взрывали израненные корабли… Много, о чём говорили.
Не забыли и об указе царя, помимо Георгиев всем членам экипажей кораблей (новые «Варяг» и «Кореец» уже были заказаны у Вилли) было высочайше пожаловано звание гвардейских. Причём присваивался знак в виде силуэта корабля офицерам золочёного, нижним чинам серебряного цвета. Алексис, приложившая руку к организации встречи, постаралась, чтобы команды запомнили их на всю жизнь. Присутствовали на ней и я с Куртом. Даже меня, старого циника, впечатлило, что же говорить о восторженных юношах? Вал добровольцев помог скомплектовать новые части с высокомотивированным личным составом. Патронировать их взялась лично императрица, открыто объявив, что не допустит злоупотреблений. Попытки интендантов нажиться (ибо всё от сапёрной лопатки до портянок было высочайшего качества) пресекли чрезвычайно жестоко. Особо жадных и непонятливых судили военным трибуналом и старшего в чине приговорили к расстрелу. Приговор был приведён в исполнение ровно через неделю. Часть ворюг уволили со службы без права ношения мундира и без пенсии. Шум, крики об излишнем наказании, лёгкая фронда интендантского… Но всё разбилось о железное «я так велю». Выплеснувшись не только на страницы газет, события последних месяцев расшевелили общество, словно пчёл в улье, куда сунули палку.
Вот о втором потаённом дне знал ограниченный круг лиц. Я бы даже сказал – очень ограниченный. Только публичности они были совершенно чужды. Многих из них просто не знали, о других были в основной массе слухи, а не достоверная информация. И это было замечательно, поскольку императрицей готовился переворот с целью отстранения от власти Дагмары окончательно и бесповоротно. Нет, всё гораздо серьёзней, цель Дом Романовых. ВЕСЬ. Чрезвычайно разросшийся, он стал помехой для преобразований в России, поскольку монарху (причём любому) приходилось подыскивать должности ВСЕЙ родне. И не дай бог обделить! Потому и был разработан план: Дуббельт отправился крепить бдительность в Мукдене совместно с графом Игнатьевым-младшим. И не в одиночку, а с частью верных императрице войск. Этим удалось притупить бдительность членов Дома (тех, кто умный). Как результат: когда НАЧАЛОСЬ, вся эта шобла оказалась застигнута врасплох. Старший граф совместно с фон Веддингом в хорошем темпе начали отделять овец от козлищ, в результате чего некоторая (маленькая, правда) часть родственников Алексис скоропостижно скончалась. Что? Дикое Средневековье? А план Владимира Александровича по устранению малолетнего императора, которому и годика нет? Это как назвать? И ни хрена это не самооговор, помимо меня вели следствие агенты дворцовой полиции. И подтвердили на следствии арестованные гвардейские офицеры об этом намерении. А к ним и пальцем не касались, тут метода полковника Зубатова помогла. Каялись, паскудники, в ногах валялись, поняв, что Орловыми им не стать, зато картина Сурикова может иметь и продолжение. Чем, к примеру, плох Верещагин? Его «Апофеоз войны» и переименовать можно, или что-нибудь другое, но в этом же стиле. Как он к личности царя ни относился, но такое непотребство ему в голову прийти не могло.
Копали и насчёт англичан, вот только никто не мог припомнить даже отдалённые контакты с «лайми». Но и нарытого материала хватало. Правда была столь шокирующая, что даже Алексис не решилась её обнародовать.
В столь критической ситуации (ведь ясно, что необходимо радикально устранить угрозу) очень твёрдо повёл себя Николай. Ознакомившись с материалами, он лично приказал расстрелять виновных. Всех! Вот тут возник, не побоюсь этого слова, кризис: одно дело – во время мятежа резать мешающих тебе людей, совершенно другое – хладнокровно застрелить пожилую супружескую пару великих князей, хоть и бывших. Михень тоже по совокупности подвигов под расстрел попала. Бориска, сынок их придурочный, с подачи «доброжелателей» (вот тут, вне всякого сомнения, фон Веддинг-старший постарался), пьяный попытался прорваться ко мне. Результат закономерен – пуля (две, если точно), и с чего он решил, будто ему позволено размахивать стволом и орать угрозы в адрес всего корпуса? Расстреливать великокняжескую семью (вот ведь выверт истории) пришлось мне, поскольку ПРОСЬБУ императора и императрицы выполняют вне зависимости от её, скажем так, чистоты. Рука у меня не дрогнула, но, если честно, мне стало жалко Алексея. Он забавный гукающий малыш, а эти упырь с упырихой… Я им так и сказал, но, похоже, они не поняли мои мотивы. Материли нас (офицеры из группы «А» ассистировали) виртуозно, когда я зачитал приговор. Затем по выстрелу в висок – если что, то они самоубились, не вынеся тяжести содеянного. И на этом всё, в смысле из высшей аристократии. Офицерьё, что попроще, расстреляли прямо в Петропавловке. Остальным навесили срок и оставили гнить в одиночках здесь же. Дагмару я лично посадил на поезд в направлении границы. Официально она удаляется на родину, неофициально – невестка пообещала свекрови несчастный случай. На её пузырение и шипение мне было начхать. Генерал-адмирала по-тихому отправили за границу, но другим маршрутом. Остальные члены, хех, дома, да-да, уже с маленькой буквы, «добровольно» ушли в отставку со всех постов. Единственным исключением стал муж Ксении Александровны: он мигом понял, откуда ветер дует, и, попросив аудиенции, отказался от прав на престол. Алексис порыв оценила и оставила его на службе. Да, вот так-то, господа, службе! Мишкин принёс присягу на верность племяннику и сразу же попросился на войну. Почин поддержали и теперь формируют конный корпус. Что порадовало, так это ликвидация туркестанского «сидельца», слишком человечек был отвратительный.
Похороны прошли по всем правилам, Двор погрузился в траур. Обыватели, посудачив, переключились на другие темы. Но жадный молох войны напомнил о себе телеграммой от наместника, Стесселя Макарова. Отчёт, поступивший мне от Владимира, был куда более полным и скрывал в себе не только отставки некомпетентных лиц. При правильной подаче виновным светил трибунал. Поскольку японцы высадились в Быдзиво…
