Я захлопнул ее за собой, чувствуя, как улыбаюсь против воли.

Нет, она не снежинка.

Она снежная буря.

Секрет того, как быть засранцем, заключался в том, чтобы не быть засранцем.

Вероятно, мне стоит объяснить. Конечно, существуют такие люди, как Вишес. Внешне они грубые. Но подобные ему уже родились с миром у своих ног. А для таких, как я, все было не так просто. Когда мне что-то требовалось, то приходилось прогрызать путь в людские сердца и милосердие. Покорение людей стало своего рода искусством. Мне приходилось бороться за расположение, будь это мои коллеги, враги или интрижки на одну ночь. Черт, даже приходилось бороться за любовь матери.

Поставим на паузу.

Перемотаем назад: Соня родила меня двадцать пять лет назад в Санкт-Петербурге. Ее наполовину аристократическая семья утратила свое высокое положение одновременно с падением Советского Союза, лишившись большей части своих богатств. Мой биологический отец был членом братвы. Если вы спросите, что такая хорошая девочка, как моя мама, хотела от бандита, ответ будет – ничего. Ее изнасиловали. Так я и появился на свет, и это же стало моим главным препятствием на пути завоевания ее любви. Моя мама решила покинуть страну и уехать учиться в Штаты. Она больше не относилась к богачам, но у нее хватало денег, чтобы удерживать нас на плаву и закончить школу. С трудом. Она стала детским терапевтом. Я всегда задумывался, сделала ли она этот выбор из-за меня, хотела ли убедиться, что я не пойду по стопам отца, и поэтому изучала, как справляться с испорченными детьми. Возможно, я преувеличивал. Думаю, что правда оставалась где-то посередине.

Мы переехали в Штаты, когда мне было три года, поэтому я мало что помнил о России. У мамы едва хватало денег на удобные туфли, но зато она совершала невероятное количество звонков за границу и каждый день разговаривала со своей семьей, крутя в руках телефонный провод, и сплетничала на русском. Ее лицо светилось, как рождественские огни, каждый раз, когда она узнавала очередные жаркие сплетни о своих подружках, Любе или Свете. Долгое время я задавался вопросом, что, черт возьми, вообще заставило ее переехать, если она до сих пор была помешана на Санкт-Петербурге. Но ответ ясен, как гребаный день.

Я. Я являлся причиной. Она желала для меня лучшей жизни.

Возможно, я не очень отчетливо помнил Россию, но зато прекрасно помнил Америку. Каждую мелкую деталь. Помнил выражение лиц, взгляды и сморщенные лбы, которые появлялись на лицах людей всякий раз, когда моя мама впервые открывала рот в новом месте. Она заикалась, краснела и извинялась за свой сильный акцент, который с каждым годом нашей жизни здесь становился слабее.

Я никогда не забывал то, как у людей исчезали улыбки с лица всякий раз, когда она пыталась объясниться со службой поддержки или на собеседованиях. Поэтому я поклялся, что стану очаровательным, милым и добрым. Стану любезным, вежливым и слишком соблазнительным, чтобы мне отказать. Я мог быть устрашающим в глазах мужчин, но женщины – это совсем другая история. Видите, у меня были небольшие проблемы с мамой, и поэтому я стремился очаровывать женщин на автопилоте.

Прийти. Увидеть. Победить (а затем вернуться, но уже в совершенно иной роли).

Снимаем с паузы.

Я молча запер за собой дверь магазина, затем подошел к прилавку, перебирая рукой ту фигню, что на нем лежала. Что они вообще продавали? Похоже на сувенирную лавку. Снежные шары и ручки с эмблемой «Тодос-Сантос». Кому нужны такие вещи? Это ведь не проклятый Нью-Йорк. Обычный пляжный городок в самой заднице Калифорнии. Я бросил свою бейсболку на прилавок и ухмыльнулся.

– Милое местечко.

– Благодарю, – женщина около тридцати лет поднялась со стула за прилавком. Коренастая, с крашеными рыжими волосами и карими глазами. – Вы ищете что-то конкретное, сэр?

– Да. Свои деньги за «крышу».

– Простите?

– Плата за защиту, – сказал я громко и медленно, будто проблема была в ее слухе, а не в словах, вылетевших из моего рта. – Если говорить точнее, двадцать процентов от вашей арендной платы. Что, я думаю, составляет 1200 баксов. На данный момент принимаем только наличку, – я растянул губы в волчьей улыбке. – Кстати, я Бэйн.

Она ахнула, прижав руку к груди и крутя ожерелье на шее назад-вперед.