Тем временем в мрачном Бродвее развивались события, которым мне пришлось уделить большое внимание. Требования войны постепенно смели дилетантскую службу прежних лет, хотя некоторые ее пережитки сохранялись еще долго. С победой в Европе раздутая служба военного времени начала быстро сжиматься, а то, что осталось от нее, требовало реорганизации. Как начальник секции, я теперь считался руководящим офицером, тем более что моя секция неизбежно должна была стать значительно больше всех других. В наказание за это меня все чаще привлекали к решению административных вопросов и определению политики службы. Несомненно, существуют способы быстрого решения такого рода вопросов, но в то время мы их еще не нашли. Я провел огромное количество утренних и дневных часов, заседая в различных комитетах, занимаясь вырисовыванием фигурок на бумаге, едва прислушиваясь к тому, что говорилось.
Я до сих пор упоминал о старших чиновниках службы лишь мельком, когда порой их непредвиденное вмешательство затрагивало мою работу. Прежде чем приступить к описанию реорганизации СИС, которая была проведена после войны, необходимо поближе взглянуть на моих начальников, начиная с шефа, сэра Стюарта Мензиса.
Мензис не был в полном смысле слова великим разведчиком. Его интеллектуальный багаж не был внушительным, а знание мира и взгляды были типичными для питомца высших классов английского общества. Его представление о моей сфере деятельности, как контрразведчика, было наивным: бары, наклеенные бороды, блондинки. В нем привлекала именно эта неувядаемая мальчишеская жилка, которую он сохранил, несмотря на ужасную ответственность, возложенную на его плечи мировой войной, и постоянную угрозу вызова к Черчиллю, когда тот бывал в одном из своих капризных полночных настроений. Его настоящая сила заключалась в способности остро чувствовать направление политики Уайтхолла и находить свою дорогу в лабиринте коридоров власти. Офицеры, которые знали его намного лучше чем я, часто говорили о его почти женской интуиции. Этим я отнюдь не хочу сказать, что он был неполноценным мужчиной.
Способности шефа стали широко известны в СИС, когда он сумел отразить решительную атаку, предпринятую начальниками разведывательных служб трех видов вооруженных сил, являвшимися его коллегами в Объединенном разведывательном комитете. Суть их претензий сводилась к тому, что секретная информация, получаемая от СИС, недостаточна и что нужно что-то предпринять. Несомненно, в их обвинениях была доля правды. Никогда не было разведывательной службы, которая не нуждалась бы в усовершенствовании. Но шеф знал, что оспаривать эти обвинения пункт за пунктом бесполезно. Его слабым местом было то, что ему слишком часто приходилось оглядываться через плечо. Немало старших офицеров хотели бы занять его место, и одним из них, говорят, был адмирал Годфри, краснолицый морской волк, невыдержанный человек, бывший одно время начальником Управления военно-морской разведки.
Шеф не собирался перевернуть свою организацию вверх дном, чтобы угодить разведывательным службам вооруженных сил, но был достаточно проницателен и понимал, что в создавшемся положении кроется настоящая опасность. Характерно, что, вместо того чтобы встретить эту опасность с открытым забралом, он стал маневрировать и пошел на уступки. Согласившись во многом с критикой своих коллег, он предложил начальникам разведывательных управлений трех видов вооруженных сил прикомандировать к СИС своих старших офицеров. Эти офицеры будут возведены в ранг заместителя шефа и получат доступ к тем аспектам работы СИС, которые имеют отношение к интересам соответствующих ведомств. Им предоставляется право давать любые рекомендации, и эти рекомендации будут рассматриваться самым внимательным образом. Шеф не сомневался (по крайней мере, он так сказал), что, имея под рукой специалистов — офицеров разведывательных управлений сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил, он сможет вскоре полностью удовлетворять требования вооруженных сил.
Это было благородное предложение, от которого военные ведомства вряд ли могли отказаться. Здесь проявилась проницательность шефа. Он хорошо знал, что ни один начальник разведывательной службы не отдаст, будучи в здравом уме, способного старшего офицера, который может быть полезен ему самому, тем более в условиях тотальной войны. Так что можно было с полной уверенностью ожидать, что офицеры, прикомандированные к СИС, будут людьми второго сорта, если не просто бездельниками. Как только они обоснуются в Бродвей-билдингс, их можно будет поставить в такие условия, в которых они не принесут вреда. Не думаю, чтобы шеф хоть на минуту сомневался в успехе своего плана. События показали, что он оказался прав.
Итак, мы получили наших трех «комиссаров» от вооруженных сил (так их сразу прозвали).
Заместителем шефа от армии был некий бригадир Беддингтон. Насколько я знаю, он не сделал ни одной рекомендации, направленной на улучшение сбора военной информации.
В течение нескольких недель он был поглощен проблемой проверки и по возможности снижения рангов армейских офицеров, работавших в СИС. Будучи гражданским человеком, я не имел с ним контактов, поэтому не могу сказать, что скрывалось за его мясистым лицом. Я столкнулся с ним однажды, и этот случай показал, что лучше быть от него подальше. В те дни, когда одежда выдавалась по нормам, я пытался сберечь локти моих двух или трех гражданских костюмов, надевая на службу гимнастерку, сохранившуюся еще с тех времен, когда я был военным корреспондентом. Одетый таким образом, я оказался однажды с Беддингтоном в лифте. Мы не были с ним знакомы настолько, чтобы разговаривать (к тому же он был человеком неразговорчивым), но я заметил, как расширились его глаза, когда он, оглядев мою гимнастерку, остановил взгляд на плечах, где не было никаких нашивок. Через полчаса ко мне пришел один из приспешников Беддингтона и стал расспрашивать о подробностях моей военной службы. Я ответил ему, каким образом у меня оказалась гимнастерка, и почему я имел право носить ее без знаков различия. Больше я ничего не слышал от Беддингтона.
Представитель Министерства авиации коммодор Пейн был еще более трудным человеком. Его быстро окрестили «паршивым Пейном», и лучшие из нас объединились в «благородный орден борцов против Пейна». Но нам не пришлось беспокоиться, поскольку шеф сам довольно остроумно освободился от него. Был найден предлог послать Пейна в командировку в США. Затянувшаяся ко всеобщему удовлетворению, она привела его в Калифорнию, а по словам некоторых, даже в Голливуд. Прошел слух, что Клод Дэнси дал шефу на подпись телеграмму для Пейна из четырех слов: «Запад — красотки, Восток — работа». Телеграмму, конечно, не послали. Шеф просто не имел никаких причин, ни служебных, ни частных, отзывать Пейна из США.
Заместитель шефа от военно-морских сил полковник Кордо был офицером морской пехоты и лучшим из трех «комиссаров». Он был футболистом и играл раньше за Гримсби-Таун. С одобрения шефа он вскоре занялся добросовестно, хотя и не совсем умело, руководством операциями СИС в Скандинавских странах. Было приятно видеть, что по крайней мере один из «комиссаров» интересуется работой службы в такой степени, чтобы заняться ею хоть немного самому. Со своей стороны шеф был доволен, что Кордо, ограниченный маленьким уголком Северной Европы, не мог совершить какую-либо революцию внутри СИС.
Вскоре, после того как заместители шефа обосновались в соответствующих безвредных и незаметных сферах, последовали другие изменения наверху. Я уже говорил, что звезда Вивьена быстро закатывалась. Его дальнейшее пребывание в должности заместителя начальника службы становилось абсурдным. Поэтому его спихнули вниз и в сторону, дав ему синекуру, специально созданную для него, в виде должности советника по вопросам безопасности. Презрев свою гордость, он в течение многих лет цеплялся за эту должность, писал длинные докладные, которые никто не читал, тщетно надеясь, несмотря ни на что, уйти в отставку с дворянским титулом. Его место занял Дэнси, но, чтобы успокоить чувства Вивьена, который был очень обидчив, Дэнси сделали не заместителем шефа, а вице-шефом. Прежний пост Дэнси — помощника шефа — занял миниатюрный генерал Маршалл-Корнуэл, который каким-то непонятным путем вторгся в нашу службу извне. Перед приходом к нам он был генералом в английской армии. И если он не занимает более видного места в этом повествовании, то только потому, что его влияние было слишком незначительным, если не сказать вредным. Именно он по какой-то необъяснимой прихоти вел длительную и упорную борьбу против заведующего отделом паспортного контроля в Риме по поводу злосчастной автомашины.
С наступлением мирного времени появились новые лица. Без сожаления и почти незаметно сотрудники расстались с Маршаллом-Корнуэлом. Дэнси ушел в отставку с дворянским титулом, после чего женился и вскоре умер.
Место Дэнси в качестве вице-шефа занял генерал Синклер, бывший начальник военной разведки. Шеф, выслушав критические замечания по поводу этого назначения, заметил: «В чем дело? Я же заглушил критику Военного министерства на пять лет!» Вакансия, образовавшаяся после ухода Маршалла-Корнуэла, была занята другим «посторонним» — коммодором авиации Истоном.
По отношению к этим двум вновь прибывшим сотрудникам я вскоре почувствовал уважение, которое не мог проявить к их предшественникам. Синклер, хотя и не был особенно одарен умственными способностями (он никогда и не претендовал на это), был гуманным, энергичным и настолько прямолинейным человеком, что нельзя было не восхищаться им. Истон — фигура совершенно иного склада. При первом знакомстве он производил впечатление человека, что-то невнятно бормочущего, но это впечатление было опасно обманчивым. Его сила заключалась в исключительно ясном уме, вместе с тем коварном и изворотливом. Представляя их время от времени в качестве своих противников, я невольно сравнивал Синклера и Истона с дубинкой и рапирой. Я не боялся дубинки — от нее можно легко увернуться, но от блеска рапиры Истона у меня пробегал холодок по спине. Мне было суждено много поработать с ним.
Перед этими назначениями была предпринята серьезная попытка поставить всю организацию на здоровую основу. Я уже говорил, что до войны служба строилась на случайных и опасных дилетантских принципах. Не было правильной системы подбора кадров, их подготовки и продвижения по службе, а также обеспечения после выхода в отставку. Шеф брал всех, кого мог, и там, где мог, и все контракты о найме на работу могли быть прерваны в любое время. При таких условиях было невозможно обеспечить регулярный приток новых кадров нужного уровня. Неудивительно, что личный состав службы был неоднороден по качеству: встречались и хорошие работники, и равнодушные, и просто плохие.
Война явилась для СИС суровым пробуждением. Потребовалось значительно расширить состав службы, и многие способные люди прошли через ее ряды, оставив после себя полезные идеи. Но укрепление службы было достигнуто лишь в результате ряда импровизаций в условиях напряженной обстановки военного времени. Почти все, что было сделано, могло быть сделано лучше, если бы было время для размышлений. Теперь такое время пришло. Окончание войны в Европе сократило потребность в немедленных результатах, но правительство еще помнило заслуги разведки. Поэтому было важно использовать оставшиеся месяцы 1945 года, чтобы создать новую структуру службы, пока правительство не успело снова погрузиться в летаргию послевоенного времени. Сам шеф, несомненно, мыслил в этом направлении. И когда ему сообщили, что идея перестройки находит значительную поддержку в службе, он назначил комитет для подготовки предложений по этому вопросу. Так называемый комитет по реорганизации СИС начал свои заседания в сентябре 1945 года.
Зачинщиками движения за перестройку были Арнольд-Форстер и капитан 1 ранга Хастингс, ответственный и влиятельный сотрудник Правительственной школы кодов и шифров. Хотя Хастингс и не являлся сотрудником СИС, он был законно заинтересован в ее деятельности, так как война показала необходимость тесной связи между шифровальщиками и СИС. Его назначение в состав комитета внесло свежую струю в наши дискуссии. Политические нужды службы в комитете должен был обеспечить Дэвид Футмен, а полковник Кордо представлял секции «Джи». Меня также пригласили принять участие в этом деле, и не по причине каких-либо особых способностей к комитетской работе (я ненавидел ее), а потому, что, за исключением Вивьена, я был самым старшим офицером в службе по вопросам контрразведки. Нашим секретарем назначили Эльюрида Денна, аккуратного, если не сказать пунктуального, человека, на абсолютную беспристрастность которого можно было положиться, так как его уже ожидало теплое местечко в нефтяной компании «Шелл». Большинство из нас хотело, чтобы председателем комитета был Арнольд-Форстер. Не говоря о его силе воли, энтузиазме и ясном, уме, он, как старший офицер при шефе, лучше, чем кто-либо из нас, знал организацию службы в целом. Однако шеф, подозрительно относившийся к способностям Арнольда-Форстера и желавший удержать любое предложение о реформе в разумных границах, подготовил для нас сюрприз. К нашему крайнему удивлению, он объявил, что председателем будет Морис Джеффс, начальник отдела паспортного контроля Министерства иностранных дел. Будучи чиновником, ответственным за выдачу виз, Джеффс имел контакты с нашими контрразведчиками. Однако в отношении общего знания секретной службы, ее возможностей и ограничений ему нечем было похвастаться. Что касается его способностей, то не думаю, что он претендовал на нечто большее, чем на роль хорошего, хотя и бесцветного, администратора. Но делать было нечего. Шеф сказал свое слово.
Говоря о бесцветности Джеффса, я должен пояснить, что применяю этот термин в чисто переносном смысле. За несколько лет до образования нашего комитета он оказался жертвой удивительного случая. Доктор, делавший ему прививку против какой-то болезни, перепутал вакцину, и в результате лицо Джеффса приобрело странный фиолетово-синий оттенок. Несчастье, очевидно, оказалось непоправимым, и Джеффс так и остался с лицом цвета пушечного металла. Во время поездки в Вашингтон этот малый был страшно оскорблен, когда администрация одного отеля пыталась отказать ему в комнате, приняв его за цветного. Говоря по справедливости, Джеффс мало вмешивался в ход прений и никогда не злоупотреблял своими полномочиями председателя. Его нельзя было не любить, и вскоре мы привыкли видеть его во главе стола.
В течение последующих месяцев комитет отнял у меня много времени. Наши рассуждения стали безнадежно академичными и не заслуживают подробного описания. Но некоторые замечания могут пролить свет на отдельные общие проблемы, которые стояли перед службой разведки. Прежде всего, надо было освободиться от пережитков недоброго старого времени. Во время войны финансовые и административные вопросы решались без должной координации. С секциями «Джи» всегда была путаница: те, которые занимались Западной Европой, подчинялись Дэнси, а остальные — непосредственно шефу. Иначе говоря, получалось, что, хотя Дэнси номинально был вице-шефом службы, на самом деле он интересовался лишь получением разведывательной информации в Западной Европе. Было ясно, что вся структура службы нуждалась в коренных изменениях.