Смешение хронологии, неточность памяти, искажение фактов. В любом случае точное сохранение в памяти людей событий прошлого не было предметом особой заботы ацтекских историографов. Их роль состояла в воспевании величия престольного города, короля и его династии, восхвалении той или иной личности или рода. Они воспевали исключительно свой город — со всем этноцентризмом, доходящим до отрицания наиболее явных поражений, зависимости от других королевств, необходимости выплачивать дань соседям и до проявления непочтительности в отношении наиболее великих «иностранцев». Сообщая о торжественном вступлении Кортеса в Мехико, где, как известно, он был принят Монтесумой, летописец из Тескоко утверждает, что именно его повелитель, король Тескоко, встречал конкистадора. По словам одного хрониста колониальной эпохи, не было ни одного самого жалкого городка, который не приписывал бы себе наиболее великие деяния Монтесумы и не утверждал бы своей свободы от налогов и податей, не гордился якобы имевшимися у него гербами и особыми знаками отличия и не хвастался вроде бы одержанными победами. С другой стороны, известны случаи, когда правители подвергали уничтожению все имевшиеся в государстве книги, чтобы получить возможность переписать историю в свою пользу.

К непроизвольным искажениям добавляются, таким образом, иные, преднамеренные, исходящие из соображений шовинизма или пропаганды, иначе говоря, с целью подчинения истории мифу. Написание истории какого-либо доиспанского персонажа представляется, таким образом, весьма проблематичным. Хорошо еще, если документов мало. С возрастанием числа свидетельств увеличивается число противоречий.

Попытка создать биографию Кецалькоатля, мнимого короля и религиозного реформатора предшественников ацтеков — тольтеков, привела к недвусмысленному выводу: представленный в источниках Кецалькоатль — миф от начала до конца. Возможно, персонаж под этим именем действительно существовал, но мы ничего не знаем ни о его жизни, пи о событиях его времени. Такой вывод, впрочем, мало удивляет, поскольку Кецалькоатль принадлежит весьма далекому прошлому: он жил примерно за тысячу лет до прихода европейцев. Как, однако, обстоят дела с личностью, принадлежащей, в общем, к не так уж сильно удаленному от нас времени? Тут, конечно, приходит на ум Монтесума.

Информация, касающаяся этого правителя, представляется достаточно интересной и разнообразной. Для некоторых глав его жизни она имеет два разных источника: один — индейский, а другой, более объективный — западный, что позволяет произвести сопоставление и сверку.

Относящиеся к Конкисте индейские данные были зарегистрированы задним числом, уже в колониальную эпоху. Это побуждает отнестись к ним с некоторым недоверием, поскольку хронисты имели еще больше поводов, чем раньше, приукрашивать факты. Желая сохранить хорошие отношения с оккупантами, они постоянно подчеркивают свою радость по поводу христианизации. Однако они пытаются объяснить падение империи также в свете предшествующих мифов и в рамках ацтекских исторических концепций. Таким образом, мы получаем возможность, наблюдая процесс «мифологизирования», увидеть, как сам факт Конкисты интерпретировался и моделировался с целью подчинить его единственной в своем роде тотализирующей структуре, которая вроде бы учитывала существование циклов природы и циклов человеческой жизни, а также закономерности жизни государства и развития общества.

Суждение об индейских анналах и хрониках при их сопоставлении с соответствующими по времени отображаемой эпохи испанскими источниками может показаться иногда довольно строгим. Это не значит, конечно, что они ничего не стоят. Напротив, как свидетельство образа мышления индейцев, их понимания мира, эти документы совершенно незаменимы. Но их ценность в качестве исторических документов весьма незначительна.

Что представляют собой эти источники? Кроме нескольких украшенных рельефными фигурками памятников все они возникли после Конкисты. Имеющиеся в нашем распоряжении изобразительные манускрипты, составленные в более или менее аутентичной традиции, содержат в большей или меньшей степени стилизованные рисунки. Это анналы, в которых в хронологическом порядке отображены важнейшие события: кодекс архиепископа реймсского ле Теллье (Tellerianus Remensis, составленный между 1548 и 1563) и Vaticanus А или Rios (между 1566 и 1589), которые восходят к утраченному общему прототипу и рисунки которых снабжены комментариями, написанными по-испански (Tellerianus) и по-итальянски (Rios). Codex Аubin (1576) содержит мало рисунков, но зато в нем имеются обобщающие тексты на языке науа. (Науа — группа племен, к которым принадлежали мешики, именуемые в русской литературе также теночками и ацтеками; язык пауа может быть назван науатльским, или, проще — науатлем. — Прим. перев.) Mexicanus (конец XVI века) заключает в себе небольшие рисунки и короткую надпись — опять же на языке ацтеков; Codice еп Cruz (около 1560) — только скупые рисунки. Подобно Codex Azcatitlan и Codex Mendoza (1541), содержащим глифы (идеограммы) поверженных городов, эти документы дают возможность сопоставления или подтверждения данных, полученных из более содержательных источников.

Основная часть нашей документации идет от текстов, написанных по-испански или на языке науа — латинскими буквами. Обычно эти тексты опираются на изобразительные манускрипты, содержание которых монахи и испанские (а также и индейские) хронисты постигали с помощью специалистов по запоминанию и устному изложению исторических текстов. Таким образом, можно поставить в заслугу Испании значительные усилия, предпринятые ею для сохранения памяти о цивилизациях, которые она же разрушала.

Наиболее характерный пример этих документов — Historia de los Mexicanos рог sus pinturas (начало 40-х годов того же XVI века). На содержание документа указывает уже его название: действительно, его основу составляют «картинки», сопровождаемые краткими комментариями на испанском языке. Здесь представлена история мира с его сотворения — с мифологическими описаниями основополагающего значения, сопровождаемые рассказами о блужданиях мешиков, об основании города Мехико и о его существовании вплоть до наступления колониальной эпохи. В анналах Куаутитлана (1570) и Тлателолько (1528) также комментируются изобразительные манускрипты — но уже на ацтекском языке. В них представлены точки зрения, принадлежащие уже не столице, а подчиненным, провинциальным городам — хотя Тлателолько имел статус города-близнеца Мехико-Теночтитлана. Это относится и к анналам Чимальнахипа (начало XVII века), потомка княжеского рода Амакемекап, возглавлявшего некогда могущественную федерацию Чалько.

Один лишь источник — Chronique X — излагает историю Мексики детальным образом. Этот документ был составлен, вероятно, на языке науа и иллюстрирован неизвестным автором в 30-х годах XVI века. Его информация почерпнута в Мехико и, возможно, более точно — в семье весьма значительной фигуры XV века, Тлакаэлеля. Оригинальный текст, к сожалению, утерян, однако многие более поздние авторы успели позаимствовать из пего достаточно обширный материал. Прежде всего, здесь следует упомянуть доминиканца Диего Дюрана с его Historia de las Indias de Nueva Espana e islas de tierra firme (1581), в иллюстрациях которой ощущается сильное европейское влияние. Иезуит Хуан де Товар (Relacion, Codex Ramirez) в 80-х годах XVI века резюмирует Дюрана, используя при этом другие, также впоследствии утраченные документы, среди которых — оригинал из Тескоко. И, наконец, потомок самого Монтесумы — дон Эрнандо Альварадо Тезозомок, чья написанная по-испански Cronica mexicana (около 1600) сравнима с Историей Дюрана, превосходя ее, однако, по богатству описываемых деталей, а также по числу ацтекских оборотов и выражений. Для компенсации однобокости Хроники X мы используем здесь Relations geographiques. Составленные в основном в период между 1580 и 1585 годами, они представляют собой ответы чиновников на большой ряд вопросов центрального правительства. Некоторые из вопросов имеют отношение к историческим традициям, налоговой системе и другим ацтекским институциям. Будучи различными по своей познавательной ценности, реляции чиновников предлагают интересное освещение областей, которые без знакомства с этим источником остались бы для нас неизведанными. Некоторые из Relations имеют особую важность, например, Description de Tlaxcala метиса Диего Муньоса Камарго — уникальное свидетельство о прошлом и о современном автору положении города Тласкала — великом сопернике Мехико-Теночтитлана. Другое привлекающее внимание официальное донесение (город Тескоко, Хуан Батиста Помар) не так богато историческими данными.

Позиция Тескоко — основного союзника и одновременно соперника Мехико — выявляется в объемистом труде Фернандо де Альва Иштлильхочитля, по чьему заказу были выполнены комментарии к таким первоклассным документам, как Codex Xolotl, а также Mapas Quinatzin и Tlotzin. Его Histoire chichemeque представляется весьма существенной, хотя здесь и наблюдается тенденция автора к использованию заимствованных в Европе анекдотов для подчеркивания достоинств соотечественников-ацтеков.

Последний в этом ряду — монах Хуан де Торквемада, современник Иштлильхочитля, который, кстати говоря, использовал труды Торквемады в своих сочинениях. Между 1592 и 1607 годами этот францисканец компилирует многочисленные тексты некоторые из которых затем были утеряны — с целью создания монументальной Monarchic indienne, большая часть которой посвящена истории ацтеков.

В том, что касается испанского вторжения, то ко всем указанным здесь документам надлежит добавить книгу XII превосходной Histoire generate des choses de la Nouvelle-Espagne Бернардино Саагуна. Это местная версия событий прошлого, изложенная в 50-х годах XVI века индейцами из Тлателолько, которые не скрывают своего враждебного отношения к своим соседям — союзникам Теночтитлана. Саагун взял на себя труд изложить эту версию на науатльском (ацтекском) языке — с приданием соответствующих иллюстраций. Представленная в Codex de Florence указанная версия сопровождается переводом — местами сокращенным, по вместе с тем сообщающим иногда новые подробности.

Что касается Конкисты, то существует ряд испанских источников, коренным образом отличающихся от тех, которые мы сейчас подвергли краткому рассмотрению. Эти свидетельства отнюдь не являются отражением коллективной памяти. Легко представить себе этих авторов, их возможную роль в описываемых ими событиях, их интересы, симпатии и антипатии. Эти источники отражают недавние для того времени события и очень часто основываются на свидетельствах очевидцев. Кортес пишет свои письма — настоящие отчеты — королю Карлу V, находясь в самой гуще событий. Его слова подвергаются проверке. Начиная с 1521 года конкистадоры подают жалобы на своего бывшего командира.

С другой стороны, Андрес де Тапия, Бернардино Васкес де Тапия, Франсиско де Агилар, Бернар Диас де Кастильо пишут о пережитых ими событиях. Хронист Овьедо использует в своих описаниях свидетельства других участников событий. Гомара пользуется любой возможностью для того, чтобы расспросить обо всем Кортеса. Ко всему этому добавляются архивные документы, в которых действия ацтеков и Монтесумы II рассматриваются в общем виде, достаточно объективно и нейтрально, без какого-либо предпочтения интересов того или иного города. Позволит ли, в конечном счете, наличие указанных документов дать описание жизни Монтесумы до его контакта с европейцами? К сожалению, его личность представлена в документах лишь начиная с Конкисты, под иностранным влиянием. Возможно, однако, в общих чертах проследить с достаточной степенью вероятности — особенно при наличии европейских источников — важнейшие события эпохи. Что касается деталей, то их достоинство в создании декора и в передаче умонастроения.

Религиозные аспекты царствования Монтесумы II явились темой моих лекций в Практической высшей школе на отделении религиозных наук в 1991–1992 и в 1992–1993 годы. Проводившиеся по этим лекциям систематические дискуссии позволили мне уточнить некоторые положения. Я сердечно благодарю всех участников этих дискуссий, а также выражаю свою признательность Королевской академии наук за предоставленную мне возможность в настоящем труде опубликовать сделанное мной ранее сообщение об обстоятельствах кончины Монтесумы.