У такого образа жизни нет подушки безопасности в виде больничного, пенсии или стабильности. Он для дееспособных молодых людей, которые могут опереться на семью, если что-то пойдет не так. Если я заболею или мне станет слишком тяжело, я улечу домой дешевым авиарейсом.
Я пишу это в одной вкладке браузера; в других открыты электронная почта, Facebook, Twitter, начатые статьи и просмотренные на четверть видео. Я открываю другую вкладку с новостями BBC. На границах Европы – в Кале и на северном побережье Средиземного моря – собираются беженцы, пытающиеся попасть в страны, между которыми я перемещаюсь свободно. Понятно, что у меня есть привилегия, мне повезло иметь паспорт, позволяющий вести образ жизни, ради которого кто-то рискует всем.
Я нажимаю на вкладку Facebook. Люди обсуждают избрание нового лидера Лейбористской партии и северное сияние, которое видели в небе над островом прошлой ночью. Я смотрю на фотографии ребенка одного знакомого, вместе с которым участвовала в барной викторине семь лет назад, на обновленную фотографию профиля съемщика, которому показывала комнату в 2010 году, на фотографию новой подруги мужчины, с которым познакомилась онлайн и ходила на свидание, на вдохновляющие цитаты людей, которые были моими коллегами до того, как я успела сменить еще пять работ. Социальные сети поддерживают мою связь с прошлыми жизнями и местами, в которых меня больше нет. Это впечатляет и смущает. Мне кажется, что я знаю всё на свете, но ни на чем не могу сосредоточиться, мой разум технологически усовершенствован, но раздроблен на части. Я не знаю, тратить ли мне время на общение со старыми друзьями в интернете или на знакомство с новыми людьми в городе.
Культура субаренды, или фриланса, становится всё популярнее: люди, не связанные обязательствами, фрагментированные в цифровом пространстве, оставляют возможности для себя открытыми и не задерживаются ни в одной стране. На Craigslist и Airbnb, на сайтах дешевых авиабилетов и Tripadvisor есть альтернативное сообщество: люди, которые ходят в тренажерные залы и бассейны днем или сидят в кафе за ноутбуками, которые работают отовсюду или не работают вообще. Они перемещаются между элитными районами международных центров – Лондона, Рейкьявика, Мельбурна, Берлина – часовые пояса и валюта меняются, а люди всё те же. На иностранных языках мы умеем только просить кофе и пароль от вайфая. Мы говорим о компьютерном оборудовании и поведении в интернете так, как наши родители говорят о своих машинах. Так мы путешествуем. Всё, что мне нужно, – это вайфай и запертая дверь.
В новом месте интернет во многом отгораживает меня от всего иностранного. Я могу ходить по городу, уткнувшись в телефон: карты Google прокладывают маршрут, в ушах играет радио BBC, я пользуюсь переводчиком и публикую фотографии в социальных сетях. Германия почти не соприкасается со мной. Но когда телефон садится, я теряюсь: я не знаю языка и не понимаю, где нахожусь.
Можно объездить весь мир, не снимая наушников и листая Twitter. Побывать везде в квадратах Instagram, в лентах Facebook. Везде одно и то же: я сижу за ноутбуком в кровати, свет экрана льется в мои зрачки, не давая спать. Я стою в очереди в супермаркете, уткнувшись в телефон; в курилке и на собрании анонимных алкоголиков, в аэропортах разных стран – я могу быть где угодно и нигде.
Те же технологии, которые делают возможным мой образ жизни с его гибкостью, отсутствием долгосрочного планирования, моментальной доступностью любых вещей, делают меня отстраненной и безучастной. Я заказываю доставку из собственной комнаты и, несколько раз нажав на экран, могу двигаться дальше. Реклама и бесконечное пролистывание ленты постоянно изводят меня множеством упущенных возможностей, и я ни на чем не могу сосредоточиться. Я отбрасываю повсюду «тени данных» – информационные следы, которые я оставляю, когда живу онлайн-жизнью, рассылаю электронные письма, перехожу по ссылкам, совершаю покупки.
Недавно я обнаружила, что, когда люди предлагают мне встретиться или пишут в потенциально романтическом контексте, они опускают личные местоимения и спрашивают: «На связи?» или «Как насчет встречи?» вместо «Ты не хочешь встретиться со мной?», никогда не включая в свои реплики себя, не предлагая четких планов, всегда подразумевая, что они могут провести время лучше. Нам нравится создавать впечатление, что происходящее не так уж важно для нас и что мы не идем на личный риск.
В первые недели в новом городе я иногда радуюсь, потому что никто не знает, где я… а затем чувствую себя потерянной, потому что никто не знает, где я. Я то полна энтузиазма, то плачу. Однажды я завешиваю вид на Берлин, наклеив на окно карту острова, и рассматриваю островки и пляжи, теряющиеся среди замысловатых береговых линий. В метро или в Lidl мне иногда бывает грустно: я уехала с острова, потому что мне было одиноко, но, возможно, здесь ничего не изменится.
Но потом я разговариваю в Skype с маленькой племянницей из Великобритании благодаря мобильным сетям, оптоволоконным кабелям, передающим информацию, хранящуюся на серверах, через центры обработки данных и телефонные линии. Это замечательно: физическая инфраструктура интернета позволяет мне общаться на расстоянии с теми, кого я люблю. Мощные лазеры в стальных коробах внутри безымянных зданий излучают свет, проходящий по оптоволоконным кабелям. Проще говоря, интернет состоит из импульсов света.
Я одна из старших представителей поколения миллениалов. Электронная почта у меня появилась только после того, как я поступила в университет, в самом конце двадцатого века, но стоило мне получить доступ в интернет, как я пришла в восторг и подсела на него. Это было похоже на турбо-версию фанатского журнала, на который я подписалась еще подростком на острове. Вскоре я стала активным пользователем электронной почты, затем различных форумов, затем блог-платформы Live Journal и социальных сетей Friendster и Myspace, прототипов Facebook. Бóльшую часть дня в офисе я поочередно заходила на эти сайты, проверяя обновления. Потом, в 2008 году, интернет пришел в мой телефон. Уже пятнадцать лет я провожу значительную часть времени онлайн – это дольше, чем я училась в школе. Четвертое измерение интернета – часть моего сознания, и многие мои сны полностью цифровые.
Я иду на встречу с другом в Кройцберг. В наушниках играет Бейонсе, и строчки песни – о том, что я пьяна от любви и мы проснулись в кухне, – чередуются со словами дилеров из Гёрлицер-парка, которые предлагают мне наркотики. Цифровое пространство и улица переплетаются. После того как я приехала на машине из Шотландии в Лондон, мне всю ночь снилась спутниковая навигация. Я заснула на открытом воздухе в лесу на востоке Германии, испещренном пятнами солнечного света, и мне снился интернет. Когда ноутбук мигает рядом с кроватью, мне снятся падающие звезды.
Я думаю о том цифровом призраке в каменном кольце, существующем только в пикселях, обреченном всегда быть онлайн. Была ли это цифровая помеха или игра света? Известно, что люди издавна использовали технологии для связи с духовным миром. Менгиры и методы их транспортировки и установки были наиболее развитой формой «технологии», доступной людям эпохи неолита. На протяжении пяти тысяч лет эта площадка была важным местом в самом сердце острова, и мы ошибемся, если решим, что больше она не играет никакой роли.
Мы, цифровые кочевники, хрупкие, порхающие с места на место, часто бываем бледными, ведем ночной образ жизни и проводим бóльшую часть времени онлайн. Я внезапно осознаю, что мой телефон – это отражающая поверхность, зеркало. Возможно, цифровой призрак был всего лишь моим собственным отражением.
Хищные птицы
Волчья Луна