Я, вместе со всей аудиторией уставилась на Нейта круглыми глазами. Он говорил расслабленно, даже немного пренебрежительно, отчего захотелось дернуть его за ухо и попросить извиниться. Но химик в такой защите не нуждался, взрослый уже дядя ведь.

Сложив руки на груди, он склонил голову к плечу, и с искренним любопытством поинтересовался:

— А почему «мы»?

— А смысл мне одному выходить? — парень приподнял брови в ответ.

Я возмущенно толкнула его в плечо. Ну, вот же наглец!

— А действительно, — вдруг закивал Адриан, заставив меня возмущенно оглянуться уже на него, но мужчина улыбался слишком хитро, чтобы можно было заподозрить его в капитуляции. — Потому оставайся ты, друг мой, здесь. В конце концов, если тебе не интересно, это еще не значит, что другим не интересно. Не так ли?

Он смотрел на меня, задавая вопрос, и я утвердительно кивнула, бросив на парня непреклонный взгляд.

— А ты бука, — уже гораздо тише, когда химик продолжил историю о коварном советнике, заявил Нейт.

— От буки слышу, — неприступно откликнулась я, делая пометки и упорно не замечая его недовольство.

Ничто так не позволяет прояснить мысли и сконцентрироваться, как временами просыпающаяся у Нейтана наглость. Остаток пары я старательно раздражалась и гневалась, чтобы послушать Адриана хоть частично. Получилось у меня это, пожалуй, только потому, что Нейт прекратил свои провокационные телодвижения и что-то обиженно рисовал у себя в тетради. Очень хотелось заглянуть и посмотреть, что именно, но я себе не позволила. Надо, надо браться за ум!

Впрочем, когда пара закончилась, парень сам показал рисунок. Это был милый большеглазый кот с табличкой «Прости котенка», и одного взгляда на это чудо оказалось достаточно, чтобы мое старательно выращенное раздражение исчезло, а на губы выползла умиленная улыбка. Ну что ж такое, я же так старалась!

— Так мы пойдем сегодня на каток? — тут же уловил изменения моего настроения Нейт.

— Только если ты будешь себя хорошо вести на оставшихся парах, — сурово сдвинула брови я.

Он согласно закивал, но что-то в выражении его лица поселило в моей душе смутные сомнения насчет правдивости его намерений. Но сразу объявлять о подозрениях было бессмысленно.

У выхода из аудитории обнаружился недовольный Эд.

— Молчит, гаденыш, — гневно сообщил парень, стоило мне подойти.

— Кто? — не совсем поняла я, чувствуя, как руки остановившегося сзади Нейта по-хозяйски овивают талию, а подбородок ложится на плечо.

Когда-нибудь я привыкну к его прикосновениям, и не буду им поддаваться даже в спокойном состоянии. Но пока что это получалось с трудом, от тепла грудной клетки, прижимающейся к моим лопаткам, отвлекали только очень выразительные гримасы друга, который на брюнета глянул недовольно, но заострять внимание не стал, возмущенный другим.

— Зараза эта белобрысая, — Эд недовольно оглянулся себе за спину и буквально зашипел: — Я, значит, подхожу к нему, и говорю честно и открыто «А скажите, а вы кто?», а он сначала в несознанку ушел, типа, я не я и когти не мои, а потом такой задорно подмигнул и «догадайся сам».

Цитату, как я поняла, Адриана Георгиевича, он повторил, кривляясь, за что и получил от проходящего мимо Беартиса книгой по голове. Не сильно так, как щенка по носу щелкают, чтобы не наглел: