Уже сейчас в Европе главным принципом в строительстве нового мира была объявлена отмена «старого» Бога. Франция первой отождествила антимонархические и антиклерикальные протесты и сносила не только императора и его семью, но и Церковь – об этом почти не говорят, потому что это как-то неловко и стыдно. Но не учитывая «отмену Бога», нельзя понять Французскую революцию и те чудовищные зверства, которые царили в ее дни, – это был настоящий бал сатаны, окончательная потеря человеческого облика толпой и погружение ее в расчеловеченный сатанинский обряд.
К моменту революции умами страны уже владели философы-вольнодумцы вроде Вольтера. Его призыву «раздавить гадину» – то есть уничтожить «деспотичную» Церковь – толпа теперь и последовала.
В парижской церкви Сент-Этьен-дю-Мон в наши дни стоит пустая рака от мощей святой Женевьевы, покровительницы Парижа, которую с V века почитают и западная, и восточные Церкви. В рамках революционной «борьбы с предрассудками» мощи сожгли на Гревской площади – традиционном месте казни преступников. Так новая Франция казнила себя прежнюю. Рака и фаланга руки святой сохранились чудом. Церковь Святой Женевьевы перестроили в Пантеон «новых святых» революции – особо почитаемых революционеров (первым был антикатолический писатель Мирабо, там же погребли и Вольтера). По недосмотру на стене Пантеона осталась целой фреска святой Женевьевы, взирающей на Париж.
Как под копирку, но в бо́льших масштабах, мы все это переживем в будущем, в нашем XX веке. Точно так же большевики будут поступать с мощами: жечь, осквернять, прятать в музеях атеизма и выставлять напоказ публике, желая разоблачить «предрассудки». Точно так же мы будем создавать новую советскую религию из поклонения тем, кто делал революцию.
С низвержения святынь начинается низвержение государств и всей страны. Разве не то же самое было недавно на Украине – с рубки крестов и осквернения колоколен полуобнаженными девицами под улюлюканье СМИ начались майдан и украинская война? Достоевский в «Бесах» устами героя Верховенского описывает эту схему:
Вот как шла великая европейская «раскачка». Уже после пущенных «легенд» и работы с душой народа вот как стартовала, уже в открытую, бесовская деятельность.
Все началось со взятия Бастилии. Крепость-тюрьма символизировала в общественном сознании репрессивную мощь государства. Реально же там находились семь узников и чуть больше сотни солдат гарнизона, в основном инвалидов. Реформы не удались, Национальное собрание не договорилось. Утром 14 июля толпа захватила 32 000 ружей и пушки в Доме инвалидов. После нескольких часов осады комендант де Лонэ капитулировал. Гарнизон потерял только одного человека убитым, а парижане – 98 убитыми и 73 ранеными. После капитуляции семеро из гарнизона, включая самого коменданта, были растерзаны толпой. Вела толпу на штурм и Дома инвалидов, и Бастилии Ламбертина Теруан – обыкновенная бандитка и сумасшедшая. Скоро она умрет в Сальпетриэре (на тот момент – крупнейшая богадельня в мире и тюрьма для проституток, а ныне университетский больничный комплекс в Париже). «Первая ласточка революции» умирала, ползая голая по полу и роясь в находящихся там нечистотах.
Ламбертина вошла во все учебники по управлению толпой. Вообще роль женщин в этом и во всех следующих восстаниях особенная – может, это часть манипуляций, ведь женщина представляется беззащитной и от нее не ждешь опасности, тогда как за ее спиной действуют прагматичные мужчины. А может, и правда просыпалось пугающее многих женское начало – прообраз апокалиптической вавилонской блудницы, ведь одним из самых страшных событий этой революции был поход женщин-парижанок на Версаль, в резиденцию короля.
Его спровоцировала еще одна технология, которая потом будет использована и в Октябрьской революции, причем как под копирку: искусственно созданный дефицит хлеба в столице в дни переворота. Урожай в 1789-м был хороший, но подвоз хлеба в Париж не увеличился – точь-в-точь как в Петрограде 1917 года. Взбешенные очередями у булочных, люди потребовали короля в столицу. 6 октября из Версаля в Париж шла шокирующая процессия: впереди королевская Национальная гвардия; на штыках у гвардейцев было воткнуто по хлебу. Затем следовали женщины, одни – восседая на пушках, другие – в каретах, третьи – пешком, и, наконец, карета с королевской семьей. Женщины плясали и пели:
Все! Нет больше уважения к власти, нет больше сакрального отношения к королю как помазаннику. А принятая незадолго до этого Декларация прав человека и гражданина вообще провозгласила, что источник власти – нация! Эта декларация, которую король отказался подписывать, считается одним из первых демократических манифестов. Она взрывала весь прежний христианский мир, в котором худо-бедно, но еще жило библейское представление о том, что источник власти – лишь Бог. Король – Его помазанник.
Поэтому низвергнуть их надо было вместе: сначала короля, затем Бога!
С королем расправились быстро. В Варенне, на границе с Бельгией, у башни с часами, на которой теперь памятная табличка, узнали переодетого в слугу Людовика XVI. Почтовый служащий забил тревогу, и королевскую семью, обвиненную в попытке бегства, вернули назад в Париж. История с «побегом короля» помогла революционной пропаганде. Он стал врагом! Разве не похоже на историю с Николаем II, которого предали вдалеке от Петрограда, а потом заявили о его «отречении»?
Утром 21 января Людовик XVI, человек действительно чистой жизни и нравов, очень отличных от нравов разложившегося двора и общества, был обезглавлен на площади Революции (теперь площадь Согласия). Приговор звучал так: «От имени французского народа Национальный конвент объявил Людовика Капета виновным в злоумышлении против свободы нации и общей безопасности государства». Сколько еще чудовищных вещей будет потом сотворено в мире под этим же предлогом – защиты «свободы нации» и «безопасности государства».
Говорят, последними словами короля были:
Следом «расправились» и с Богом.
Начали издалека: конфисковали все церковное имущество, якобы для погашения госдолга. Так же и Ленин ограбил Церковь – якобы для помощи голодающим Поволжья. У Церкви забрали право регистрировать браки, рождения и смерти – для этого создали гражданские учреждения, точь-в-точь как у нас после революции. Главные события жизни человека перестали быть сакральными. Законным признавался только гражданский брак. Упразднялись все церковные титулы, кроме епископа и кюре (приходского священника). Да и их стали не назначать, а избирать выборщики. Мнение папы было не в счет.
«Раздавив гадину», родили новую религию. Вместо Бога в революционной Франции появляется культ Верховного Существа. Учреждает его президент Конвента, революционный лидер нации, Максимилиан Робеспьер – он же и был главным лидером на празднике в честь этого Верховного Существа. Вся эта антимесса прошла впервые 8 июня 1794 года на Марсовом поле в Париже и выглядела как полуязыческий оккультный ритуал.
В голубом фраке и трехцветном республиканском шарфе, с большим букетом цветов, плодов и колосьев Робеспьер впереди всех членов Конвента двигался к специально построенной «Священной горе», на вершине которой находилось «Древо свободы», символ единства и верности революции. Робеспьер произнес речь о важности этого дня для объединения всей Франции, после чего поднес факел к моделям статуй, которые символизировали Атеизм, Честолюбие, Эгоизм и Невежество. Памятники были сожжены.
Центральными элементами этого нового странного культа наравне с «Древом свободы» были статуя Свободы (да, та самая) и статуя Мудрости. Все это подпитывалось древними энергиями женских божеств и перемешивалось с новыми революционными смыслами.
На первом фестивале в честь Верховного Существа из всего 600-тысячного Парижа собралось более 400 тысяч! Что интересно, новый культ не отрицал Бога напрочь и не утверждал строго материалистические философии. Он ложился на сердце все-таки еще верующего народа и Бога как бы пока только подменял, своего рода атеизм до атеизма. Он вышел корнями все из того же деизма – из эпохи Просвещения, из философии Вольтера и Руссо, допускавших Божественный промысл, но провозглашавших «естественную религию» и «рационализм». Опять же все это повторится в октябре 1917 года, когда все тезисы большевиков будут в своих глубинных смыслах в чем-то евангельскими, мимикрируя под религиозные идеалы, и потому еще найдут отзыв у миллионов русских людей.