Тот факт, что именно одиноких называют "не состоящими в браке", подчёркивает существование древнего культурного императива, по которому все должны быть в браке (Гура, с. 9). Брак здесь украдкой транслируется как ценность. Даже английское слово "singlehood" переводится на русский не как "одиночность", а как "безбрачие", то есть опять делается акцент на нехватке, неполноценности (можно сравнить с термином "безногий", который не только описывает положение вещей, но и подразумевает, что у человека должны быть ноги).
В действительности вся культура наполнена предписаниями, почти каждый её элемент — фольклор, литература, живопись, кино, театр, ритуалы, традиции, даже одежда и домашняя утварь — всё это транслирует нам некие смыслы, которых мы невольно начинаем придерживаться. Все элементы культуры можно расценивать как ориентиры, направляющие человека, — множество неочевидных подсказок разбросаны вокруг, они буквально витают в воздухе, мы смотрим на них, мы слышим их, ходим по ним, прикасаемся, мы вдыхаем их и выдыхаем. Всё это шепчет нам, куда идти и что делать, что любить и что отторгать. Культура окружила нас образцами того, как надо поступать, что надо чувствовать и какие цели ставить.
Прекрасно известно, что детские сказки — это не просто способ занять детей перед сном, но и инструмент социализации ребёнка, механизм формирования особого восприятия мира (Эльконинова, Эльконин, 2008, с. 16). В сказке заложены основы понимания добра и зла и в целом социальных отношений в сложившемся обществе (Улыбина, 2003, с. 106). Неся в себе следы архаики, прошлых эпох, ритуалов, обрядов и опыт жизнедеятельности многих поколений, сказка транслирует систему ценностей людей минувших эпох. Сказку можно рассматривать как способ передачи знаний о социальной реализации человека (Зинкевич-Евстигнеева, 2006, с. 7); слушая сказки, ребёнок накапливает в глубинах своего бессознательного некий "банк жизненных ситуаций", который может быть активизирован в случае необходимости, или останется в пассиве (с. 12).
Иначе говоря, да, сказка оказывается пресловутым ориентиром, но в каком социальном пространстве? В пространстве давно ушедших эпох. Ведь анализ сказок выявляет очень древнюю их природу — сюжетные линии транслируют образ жизни, существовавший как минимум во времена неолита (6–9 тыс. лет назад) или даже мезолита (10–12 тыс. лет назад), хотя некоторые исследователи обнаруживают в сказке и вовсе следы палеолита (Кузьменко, 2014, с. 19), ведь там часто присутствуют персонажи, добывающие пропитание охотой, что свойственно доземледельческому периоду (там же; и с. 62). То есть сказка транслирует образцы ценностей и поведения из такой глубокой древности, которая утратила часть своей силы более 10 тысяч лет назад, но, тем не менее, подготавливает ребёнка именно к тому, древнему целеполаганию и поведению. Ключевым же оказывается то, что эта древняя сказка даёт представление и об "идеальной семье" (Абраменкова, 2008, с. 102), заодно подготавливая девочек к практике брака, обязательным элементом которого оказывается оставление родного дома, в итоге ведущее к удачному замужеству (Кузьменко, 2014, с. 27).
Таким образом, сказка подготавливает ребёнка к тем способам реагирования, которые были характерны древним обществам охотников-собирателей, закладывает в их психике сценарии давно исчезнувших обществ, существовавших в совершенно иных материальных и социальных условиях. Есть от чего насторожиться, разве нет? Насколько адекватны такие «вливания» в мозг детей уже многократно изменившегося общества? Повальная практика разводов, в разные годы доходящая аж до 70 % однозначно свидетельствует о том, что воспроизводство архаичных институтов в современных условиях никак не соответствует реалиям.
Люди привыкли считать, что существуют некие незыблемые, общечеловеческие ценности, которые всегда были, есть и будут. Человеческая нога прочней всего стоит на древней почве, именно поэтому человек склонен представлять даже древнее прошлое в красках настоящего — ему так спокойнее. Ведь что если мы вдруг узнаем, что семьи, какой мы её знаем сейчас, раньше не было, и возникла она совсем недавно? Что если мы вдруг узнаем, что и сексуальное поведение человека в древности кардинально отличалось от современного? Что если моногамия (образование пары мужчина + женщина), так привычная нам сейчас, была не плодом какого-то естественного хода вещей, не плодом эмоциональной связи между людьми и даже не плодом развития каких-то социально-экономических отношений (как искренне верят марксисты), а результатом древней репрессивной по отношению к женщине идеологии, провозглашающей мужское господство?
О чём это нас заставит задуматься? И станет ли хотя бы просто поводом для беспокойства? Если поменять представления человека о прошлом, можно поменять и его отношение к настоящему, вот в чём трюк. Подмени систему координат, и получишь другого человека. Здесь и возникает главный вопрос: а что если раньше всё во многом было не так? Что если наши представления о прошлом в таких наиболее важных аспектах человеческой жизни, как брак, семья и сексуальность, ошибочны?
Начнём с развенчания мифа семьи, которая в прошлом сильно отличалась от семьи, известной нам сейчас. Раньше семья представляла собой совсем другую общественную структуру, которую сейчас бы никто семьёй не подумал назвать. В современности часто принято идеализировать семью прошлых эпох как более крепкую, более дружную, любящую и т. д., но это совершенно не соответствует действительности.
Часть I. Прошлое близкое и прошлое далёкое
Глава 2. Семья: вечная ценность, возникшая вчера
В пору студенческой юности я был частым гостем в общежитии Медакадемии. С непременной бутылочкой ликёра я наведывался к девчонкам, и мы замечательно проводили время. Однажды в гостях у подруги оказалась её сестра помладше, тоже студентка, только с психфака. Она хотела стать семейным психологом.
— Зачем? — спросил я. — Ведь семья скоро исчезнет.
— С чего она вдруг исчезнет? — удивилась будущая психолог.
— Ну ведь когда-то семьи не было, — пояснил я, увлечённо разливая ликёр по рюмкам, — а хорошо известно, что всё, однажды возникшее, так же однажды исчезнет. Об этом Энгельс хорошо написал в "Происхождении семьи, частной собственности и государства".
Возникла пауза. Юная Хорни смотрела на меня так, будто я отрицал, что небо синее.
— Семья была всегда, — отчеканила она, глядя на меня с уверенной полуулыбкой, как психиатр на пациента. И дальше триумфальное: — И семья будет всегда.
Я выпрямился и внимательно посмотрел на неё. Меня с тревогой осенило:
— Ты ведь про Энгельса ничего не слышала, верно? Вас этому не учили, да? Вы ведь историю возникновения семьи, наверное, вообще не проходите?
— Семья всегда была и всегда будет, — почти торжественно повторила она, не только не сбавляя улыбки, но даже слегка вздёрнув голову.
Бог ты мой, думал я, это кого же они там готовят? Что это за специалисты-то будут? Целители человеческих душ… Как же они будут вмешиваться в людскую психику, если не знают, как она сформировалась — в каких условиях и для чего? Будут лечить, как доктор Зойдберг в "Футураме"?