То же самое произошло и с The Wall Street Journal (технически Dow Jones), за которую Мердок заплатил 5,7 млрд долларов, и несколько лет спустя 2,8 млрд от этой суммы ему пришлось списать в убытки. Несмотря на все убытки, это приобретение было тогда и остается по сей день воплощением давней мечты, о чем невозможно пожалеть. Точно так же, как учреждение серьезного издания The Australian и покупка британских The Times и The Sunday Times, приобретение The Wall Street Journal наделяло Мердока определенной респектабельностью, не говоря уже о силе влияния, которую никогда не принесет ни убыточный нью-йоркский таблоид, ни его прибыльные британские аналоги. Покупка трех новых изданий – The Australian, Times Newspapers, The Wall Street Journal – не вносила особого вклада в общую прибыль компании, а иногда, судя по традиционным расчетам, даже определенно вредила ей. Тем не менее Руперт считает, что каждое из этих трех приобретений, особенно если считать их частью общей конструкции компании, которой они сегодня и являются, было более чем оправданно. К тому же строка убытков в общем балансе вполне приемлема, особенно если рассматривать ее в контексте династических амбиций.

Нельзя сказать, чтобы Руперт любил убытки. Купив свои издания в Великобритании, он изначально попрощался с убытками. Позднее он предпринимал аналогичные шаги и в отношении The Wall Street Journal. Но снизить объемы затрат Руперту удавалось далеко не всегда – достаточно вспомнить его опыт управления стабильно убыточной New York Post. Тем не менее, когда речь заходит о газетах, он не желает сдаваться своим бухгалтерам и руководителям и уходить из этой сферы. Он считает, что новостные газеты имеют нематериальную ценность, которую можно превратить в материальную в контексте глобального медиаконгломерата с охватом News Corp.

Нет никаких сомнений в том, что собственные издания в США, Австралии и Великобритании наделяют Руперта властью, позволяющей ему влиять на определенные события, и это влияние выходит за границы тех стран, в которых публикуются его газеты. В свою очередь, такая власть наделяет бизнес драйвом и необычным шармом. Способностью привлекать руководителей и журналистов, движимых желанием выполнять работу, результаты которой не менее важны, чем финансовые показатели. Она обеспечивает особый компонент, которого не найти в большинстве других рабочих должностей – актуальность и безотлагательность. Это форма компенсации, которую компания может предложить талантливым редакторам, художникам и руководителям, жаждущим волнения спонтанности, необычайных историй и обмена головокружительным опытом. Среди всего этого далеко не последнее место занимает общение с тем, кого Эндрю Нил называет «одним из умнейших людей в бизнесе, обладающим неутомимым и безжалостным умом»⁶ – описание, которое, как подтверждает мой личный опыт, столь же верно, сколь и приукрашено. Покупая издание, Руперт получает нечто большее, чем печать и заголовки. Он приобретает интеллектуальный капитал, который можно использовать. Это находчивые репортеры с бесчисленным количеством контактов, обозреватели, которых можно отнести к одним из лучших аналитиков среди журналистов, архивы и данные, открывающие новые пути к монетизации, важные фигуры, которые Руперт способен передвигать по своей глобальной шахматной доске, когда такую необходимость еще даже нельзя предвидеть. Как-то по завершении одной из закрытых встреч со своими руководителями и редакторами Руперт подытожил: «Я не могу представить другую жизнь, которая была бы столь же интересной, волнующей и продуктивной, как жизнь, проведенная в эпицентре медиареволюции».

В итоге владение тремя активами, дающими возможность влиять на общественную политику, позволяет ему выполнять свое обязательство перед родителями и использовать выбранную профессию во благо человечества. Будучи молодым человеком с непреодолимым стремлением проложить собственный путь в Лондоне, отец Руперта писал своему отцу, преподобному Патрику Мердоку: «Мое единственное желание, скорее всего, заключается в том, чтобы стать полезным для мира, по-настоящему полезным для самых важных целей»⁷. Критики склонны рассматривать отсылки Руперта на влияние Кита не иначе как придуманное им циничное оправдание своей непрерывной гонки за возрастающей властью. Я думаю, они ошибаются, разве что Руперт является непревзойденным актером и искусно притворяется в личных беседах, когда обсуждает со мной влияние родительских наставлений на свою жизнь. По крайней мере, в этом случае он владеет достаточными актерскими навыками, чтобы меня обмануть.

Стремление Мердока к тому, чтобы поставить истеблишмент в неудобное положение, непременно идущее фоном, будь то заключение сделок или редакторская позиция, всегда накладывает свой отпечаток. Оно определенно сыграло роль в его настойчивом преследовании The Wall Street Journal. Если только, конечно, Руперт не видел покупку этого бизнеса как возможность получить ту самую респектабельность, благодаря которой он и сам стал бы частью столь презираемого им истеблишмента, как кто-то однажды предположил. В любом случае эта битва стоит того, чтобы ее пристально рассмотреть, поскольку в ней было задействовано множество характеристик той концепции, которую я называю Методом Мердока.

Первая характеристика – это терпеливость Руперта, достоинство, которое нечасто приписывают этому, казалось бы, импульсивному магнату. В течение более двух десятилетий Руперт периодически говорил мне о своем желании выкупить The Wall Street Journal, и у меня никогда не было сомнений в том, что если он сможет этого добиться, то покупка принесет ему не меньшее, а возможно, и большее удовлетворение, чем покупка The Times и Sunday Times. (Однажды он упомянул, что был бы готов променять всю свою компанию на один-единственный бизнес – The New York Times – и власть, которой наделяло это издание, но я не воспринял слова Руперта всерьез. Ведь в то время канал Fox News обеспечивал национальное влияние, более чем равное по силе влиянию The New York Times.)

В течение долгих лет Руперт внимательно следил за действиями каждого из членов семьи Бэнкрофтов, контролирующих акционеров, в некотором смысле преследуя их на расстоянии. Бэнкрофты владели The Wall Street Journal с 1902 года – считалось, что этот актив стоил немногим меньше половины текущего состояния семьи, насчитывавшего примерно 2,5 миллиарда⁸. В результате перемен в индустрии СМИ и вследствие семейной политики невмешательства в работу – которая, по существу, сводилась к тому, чтобы дать сотрудникам полный карт-бланш – приток дивидендов планомерно снижался, а вместе с ним снижалось и желание некоторых членов семьи удерживать бизнес, который превращался в трофей и образец серьезной журналистики, но одновременно приносил все большие финансовые потери. Руперт терпеливо ждал того момента, когда хотя бы несколько членов семьи ощутят на себе гнетущее влияние падающего в цене актива.

В дополнение к проявлению терпеливости в преследовании The Wall Street Journal, Руперт полагался на еще одну важную особенность Метода Мердока – на уже знакомую нам движущую силу «мы против них». Здесь не стоит ошибаться: обе стороны были прекрасно осведомлены об этом аспекте борьбы за контроль. Моя уверенность здесь основана не только на публичных заявлениях Бэнкрофтов, но также и на личных комментариях Руперта, которыми он в то время со мной делился. В практике британского бизнеса Мердока была организация крупных приемов с приглашениями по случаю многочисленных поездок Руперта в Лондон. Так он обеспечивал себе возможность встречаться и общаться с политиками, или, что более точно, обеспечивать их возможностью обхаживать себя самого. Один из таких приемов проводился в галерее Серпентайн[21]. В один момент мы с Рупертом отдалились от толпы на пару минут, и он выразил свое негодование и разочарование, вызванные публичными выпадами болтливых Бэнкрофтов, которые освещала газета The New York Times. Таким образом, под видом обычного репортажа она маскировала свое стремление избежать реальной конкуренции со стороны принадлежавшей Мердоку Wall Street Journal.

Я не мог не вспомнить о том, насколько злила его необходимость доказывать, что он подходит для того, чтобы принять управление убыточной Times Newspapers Limited из рук 2-го барона Томпсона Флитского. На самом деле Руперт был единственным человеком, которому владельцы Times Newspapers Limited доверили, положившись на данное им слово, дальнейшие ежедневные публикации убыточного издания наряду с прибыльным Sunday Times. Тем не менее Мердоку пришлось согласиться на собеседование, призванное определить его благонадежность как будущего владельца британской газеты фактов. Исключительно мудрый и пользующийся всеобщим признанием Уильям Риз-Могг, занимавший должность редактора The Times до появления Мердока, а позже ставший обозревателем издания, помог Руперту преодолеть эту финальную преграду на пути к покупке Times Newspapers. Он обратил внимание на то, что юридический формализм не обеспечивал реальной защиты от возможных действий владельца, если тот решит нарушить данные обещания. «Я решил, что в сложившейся ситуации необходимо было опираться на выводы о характере претендента», – и Риз-Могг пришел к выводу, что Мердок сдержит свое слово⁹¹⁰, и это действительно было так.

Но сам процесс проверки был мучительным. И, конечно, когда российский олигарх и бывший сотрудник КГБ Александр Лебедев купил The Independent без какой-либо необходимости доказывать свою благонадежность как потенциального владельца (впоследствии его печатное издание перестало выпускаться), Руперт ворчал: «Агент КГБ отлично подходит на роль владельца газеты, а вот когда The Times решил купить я, то кто-то посчитал, что я недостаточно хорош как претендент». Эти слова он произнес три десятилетия спустя после того, как ему пришлось удовлетворить требования истеблишмента и правительства, чтобы стать владельцем The Times, – достаточно длительное время для того, чтобы переживать раздражение, вызванное унизительной процедурой.

Бэнкрофты открыто выражали презрение в адрес нескрываемой любви Мердока к сенсационной таблоидной журналистике. Рассчитывать на их одобрение в этом случае было нельзя, ведь многие из них считали, что издание призвано вызывать доверие общества. Подобное видение собственной попечительской роли не было чуждо Руперту, считавшему своим долгом выполнение отцовских предписаний, за единственным исключением: Руперт всегда знал, что эта роль подразумевает наличие прибыли, а создание прибыли требует личного участия в рабочих процессах издания. Многие члены семьи Бэнкрофтов, отошедшие от ежедневного управления The Wall Street Journal, игнорировали подобную необходимость. Более того, они считали, что бульварный стиль, а то и весь формат таблоида будет перенесен Мердоком, чье активное участие в работе своих предприятий было известно окружающим, в Journal, что отпугнет читателей и рекламодателей. Я догадываюсь, что Бэнкрофты верили легенде, согласно которой глава Bloomingdale’s[22] однажды сказал Руперту, что в его торговом центре не будет рекламы издания Post, ведь оно настолько низкопробное, что «ваши читатели приходят в наши магазины только затем, чтобы воровать».

Бэнкрофты принадлежали к тому самому элитарному, снобистскому классу, который Руперт всегда недолюбливал. Как оказалось, их образ жизни значил для левого издания Guardian куда меньше, чем согласие продать свою газету Руперту: «Они живут жизнью благородных людей. Они разводят лошадей шоу-класса. Они ходят под парусами. Они занимаются фермерским хозяйством… Сначала они защищали свои принципы, а потом акции начали стоить 60 долларов за штуку». Одна из причин, заставивших Руперта приехать в Америку, заключалась в желании сбежать из общества, где члены самопровозглашенного английского высшего класса считали австралийцев скорее безграмотными американцами, чем истинными англичанами. Анна была особенно чувствительна к подобным проявлениям неуважения. Лесли Хилл, член семьи Бэнкрофтов, ушла из правления Dow Jones, написав письмо, в котором она говорила, что хорошие финансовые условия, предложенные Мердоком, не сумели перевесить «потерю независимой организации международных новостей с непревзойденным авторитетом доверия и честности»¹¹¹². В этих словах звучит недвусмысленный намек на то, что «честность» Руперта была под вопросом. Хилл и другие члены семьи Бэнкрофтов, а также их советники, согласные с ее точкой зрения, явно ссылались на New York Post или даже на The Sun, не принимая в расчет того, что The Australian, The Times и Sunday Times of London были принципиально иными и практиковали трезвый и грамотный подход в освещении новостей и мнений. В конце концов, Мердок понимает разницу между читательским и рекламным рынками, в условиях которых должны конкурировать разные газеты, и знает, как определить факторы успеха на рынке «непопулярной прессы», как он полушутливо называет его, и который он сам противопоставляет «популярной прессе» – своим любимым таблоидам. Таким образом, серьезные новостные издания остались без сенсаций. Мердок не собирался тратить миллиарды долларов на The Wall Street Journal лишь для того, чтобы потом уничтожить ее суть.

Третья характеристика Метода Мердока, которая была задействована в борьбе за The Wall Street Journal, дополняла терпеливость и возбуждение, вызванное адреналином, вырабатываемым формулой «мы против них». Она заключалась в создании инновационной структуры для преодоления всяческих возражений продавцов и сотрудников регулирующих органов. Бэнкрофты были обеспокоены не только стилем освещения событий Мердоком, но также и вероятностью искажений в подаче серьезных новостей для удовлетворения своих политических убеждений. Их беспокоило и то, что страницы мнений будут закреплены за обозревателями правых взглядов. Когда аналогичная проблема возникла в период охоты Руперта на издания Times, он пошел на то, что в Британии называют «обязательства». Чтобы развеять возражения правительственных регулирующих органов против нового приобретения, которое лишь увеличивало его и без того внушительную собственность и наделяло избыточной властью над общественными взглядами и мнениями, Руперт взял на себя обязательство дать независимому совету право утверждать и пересматривать его выбор редакторской кандидатуры¹³. В одном предвыборном цикле эта договоренность привела к высокой степени независимости, позволившей редактору The Times воздержаться от поддержки кандидата, бывшего фаворитом редактора The Sunday Times. И в 2016 году редактор The Times поддержал кампанию по сохранению членства в Евросоюзе, в то время как редактор The Sunday Times поддерживал кампанию по выходу из ЕС.

Существенные изменения по инициативе Руперта ограничивались переводом The Sunday Times в газетный формат со множеством разделов и перевод формата The Times из широкополосного в журнальный в ноябре 2003 года. Однако ни одно из этих изменений не нарушило его обязательств. Новая The Sunday Times с многочисленными разделами была порождением идеи Эндрю Нила, на тот момент ее редактора. Он был убежден, что дни единораздельных газет остались в прошлом. Сначала Нил отрепетировал со мной одну из нескольких своих презентаций в лондонском офисе, а затем мы направились в главный офис News Corp, чтобы обрабатывать Руперта. Нил объяснил, что его цель состоит в том, чтобы газета делилась на разделы в соответствии с интересами каждого члена семьи. Руперт слушал со всевозрастающим энтузиазмом. Он сделал несколько предложений, а затем предоставил Нилу полную свободу действий по радикальным переменам на рынке изданий выходного дня. Если мне не изменяет память, мое предложение добавить отдельный раздел с обзорами книг наряду с аналогичным разделом в Sunday’s New York Times было отвергнуто на вполне разумном основании: британские издатели слишком скупы, чтобы тратить большие суммы на рекламу, необходимую для поддержки подобного раздела.

Решение Руперта о том, чтобы протестировать журнальный формат The Times, выпустив его одновременно с широкополосным, вызвало обширные дискуссии о близком конце света. «The Times отказывается от традиции, насчитывавшей 218 лет, и со следующей среды газета превращается в таблоид», – писала The Guardian¹⁴. «Не бойтесь, – отвечал Роберт Томпсон, занимавший в то время должность редактора, – это решение было принято, чтобы изменить не «ценности и контент» издания, а всего лишь его «форму»¹⁵. Историческая перемена была ответом на запрос пассажиров в переполненной подземке о получении более удобного формата для чтения. Бывший редактор The Sun, одобривший нововведение, в то время сказал мне, что это решение остро необходимо, поскольку далеко не каждый пассажир мог развернуть широкополосную газету в переполненном вагоне метро. Руперт решил пойти на риск. Он знал, что его шаг вызовет недовольство некоторых рекламодателей, покупавших крупные форматы объявлений¹⁶, но на другой чаше весов была необходимость привлекать молодых читателей, предпочитавших таблоидный формат, и конкурировать с бесплатными газетами, которые раздавались в метро и на вокзалах. После тестового периода, когда газета выпускалась одновременно в газетном и журнальном форматах, было принято решение отказаться от широкой полосы.

Но в ходе этих изменений вся редакторская политика по-прежнему оставалась под контролем редакторов. В условиях обязательств Руперта, данных на момент покупки издания, редактор имел право обратиться к независимому совету в случае конфликта с владельцем… При этом совет был вправе «самостоятельно назначать или увольнять редакторов»¹⁷… В этом же и заключался способ удовлетворить Бэнкрофтов. Руперт согласился на то, чтобы Пол Гиго, редактор редакционных полос в Journal, получил право выбирать членов редколлегии и обозревателей, а также редакторов секции книжных обзоров и других разделов, и имел бы решающее слово в отношении публикуемых статей и официальной позиции издания. В случае вмешательства Мердока Гиго мог обратиться к особому независимому совету, который опубликовал бы свой отчет на редакционной странице Journal и имел бы право обратиться в суд в том случае, если бы Мердок сломал «защитный экран», отделяющий редакционную страницу газеты от ее нового владельца¹⁸. Многоуважаемый Л. Гордон Кровиц, в то время издатель Journal, в своем открытом письме читателям сообщал: «Наше издание будет и впредь придерживаться высоких стандартов точности, справедливости и компетентности независимо от личности владельца». На мой взгляд, убедительность этой особенности сделки не столько зависела от бюрократических бумаг, сколько от репутации Руперта как человека, верного данному слову. Ранее он уже продемонстрировал это качество в других ситуациях. В частности, после заключения сделки на покупку Times Newspapers и после того, как банкиры продлили срок погашения долга, который Руперт взял для финансирования Sky в обмен на обещание более жесткого финансового контроля.

Четвертая характеристика Метода Мердока проявилась после того, как сделка была закрыта. Решение Руперта прекратить забастовку страдавших от технофобии британских печатных профсоюзов, которая последовала за открытием современного печатного завода в Уоппинге, стало легендарным событием в индустрии. Это событие естественным образом вызвало беспокойство сотрудников Journal, которым было важно узнать от него о планах на будущее издания.

Я и раньше видел шоу, подобные тому, что устроил Руперт для того, чтобы успокоить сотрудников Journal. В 1990 году я сопровождал его в Будапешт на частном самолете Питера Абелеса, где нам благословенно позволялось курить сигары прямо на борту. Абелес вырос в Будапеште, но сделал свое состояние в Австралии, в свое время начав с мелкой торговли книгами и одеждой и в итоге получив в свой контроль TNT, одну из крупнейших транспортных и грузовых компаний того времени. У них с Рупертом и раньше были деловые отношения: когда на момент уоппингской забастовки железные дороги отказались распространять газету Мердока, компания Абелеса TNT взяла на себя эту ставшую на время опасной работу. Руперт пригласил меня в свою поездку в Будапешт, где ему предстояло завершить сделку на покупку 50 % доли в двух венгерских газетах, одна из которых была таблоидом Mai Nap (Сегодня (венг.)), а вторая – еженедельным изданием Reform за 4 млн долларов. Небольшая сумма, но это была часть плана по расширению компании в Восточной Европе. Следующей в списке шла Польша, где демократические реформы порождали новые, независимые издания. После поездки из аэропорта в сопровождении мотоциклетного полицейского эскорта с визжащими сиренами и, если я правильно помню, с перекрестками, закрытыми для того, чтобы нас ничто не задерживало по пути к печатной фабрике, нам устроили экскурсию по печатным цехам с министерским гидом. Он должен был проследить за заключением сделки. С нами был и представитель государственного банка, который финансировал публикации, снятые с повестки. Когда мы покидали печатную фабрику, один из сотрудников, если я не ошибаюсь, репортер, обратился к Руперту, сказав, что хотел бы задать ему пару вопросов. Гид мгновенно ответил громким «нет» и поторопил нас к выходу. Однако Руперт проигнорировал его, взял стул, сел и ответил на вопросы – точно так же он поступил и десятилетие спустя, во время посещения офисов The Wall Street Journal. Сделка была заключена, но получение прибыли представляло сложную задачу, поскольку независимые газеты со своими антикоммунистическими идеями не могли найти себе подходящую нишу после того, как эти правительства потерпели крах. К тому же Руперту не приносят особого удовольствия газеты, которые он не может читать без помощи переводчика¹⁹.

Персонал Wall Street Journal, сотрудники, которые в течение десятилетий работали, не считая нужным уделять хоть какое-то внимание финансовому состоянию газеты, не демонстрировали стремления передать свою карьеру, свои расходные ведомости и возможность и дальше получать зарплатные чеки во власть рынка, которому они обычно уделяли самое пристальное внимание в своих колонках. Куда спокойнее было превозносить добродетель капитализма, уютно устроившись в организации, которая функционировала по большей части как социальное государство, а не как приносящее прибыль предприятие. Они в панике принялись звонить Бэнкрофтам и другим лидерам мнений, призывая Бэнкрофтов не продавать газету, а влиятельных людей – использовать любую власть, чтобы предотвратить продажу. Но их усилия были напрасны.