— Боишься их?

— Почему боюсь? — вскинулся Ангел, но тут же опять стушевался. — Они такие… все из себя Особые…

«Стесняется», — улыбнулась про себя Арина.

— Сходи-сходи, поздоровайся с давней подружкой своей, — усмехнулся Яков Захарович. Пришел черед Арины подпрыгнуть.

— Маринка тут? Что ж вы не сказали?

Яков Захарович опустил голову.

— Нет. Лика. Почти год назад вернулась. Знатно ее… помотало. Теперь всем отделом руководит. Остальные все новые.

Арина стремглав бросилась в Особый отдел. Васько с Ангелом за ее спиной переглянулись — особисты держались в стороне и таких восторгов обычно не вызывали.

— Как проходит свадьба жида с лягушкой? — светским тоном поинтересовалась Арина, заглядывая к особистам.

Лика, она же Особая пятого воздушного ранга Леокадия Викентьевна Поволоцкая, очень гордилась тем, что стихотворение Пушкина «Гусар» было написано про ее родную прапрабабушку.

— Отлично проходит, Арин. Ты как, в гости или по делу?

Лика, сумасшедшая и прекрасная Лика, которая в одиночку брала колдуна чуть ли не одиннадцатого ранга, которая могла влететь верхом на венике в бандитскую малину прямо через окно, которая могла предсказать точный маршрут любого уголовника, просто кинув на стол горсть бобов... Ох, которая много что и много всего. Но сейчас она сидела, уткнувшись невидящим взглядом в угол своего стола.

— Устала я, Арин, смертельно что-то устала. И ты устанешь. После огнестрельного в голову.

— Что? — Арина уже привыкла, что иногда Лика говорит странное.

Как-то в ответ на приветствие Чуприна ответила: «Это только первая из двадцати. Остальные позже прилетят», — и в тот день Чуприн схлопотал первую пулю.

Некоторые особые могли предвидеть будущее, но всегда так туманно, что опытные люди и не старались вдуматься в их предсказания — все равно ничего не поймешь, только зря растревожишься.

— Устану — так отдохну. А у нас труп на Гоголя. Кто от вас?

— Вон тех двоих бери, — Лика кивнула головой в сторону окна.

На подоконнике, сидя между распахнутых настежь створок (а день был хоть весенний, но отнюдь не жаркий), примостились двое. Один, невысокий, был одет в костюм-тройку, белую рубашку и даже клетчатый галстук-бабочку. Внешне он напоминал карикатуру на Шаляпина: зачесанные назад волосы, вдохновенно вздернутый нос, прозрачные глаза устремлены куда-то вдаль. В одной руке папироса, в другой — пижонская тросточка со стеклянным шаром на конце.

В голове у Арины тут же пронеслось: