Когда на него выскочил спасающийся бегством араб, Колумбиец в первый момент растерялся, не зная, что же теперь следует предпринять. По идее следовало стрелять, но вот так просто выстрелить в безоружного человека почему-то показалось ему невыносимо глупым, не то чтобы недопустимым, или там негуманным, а именно глупым и стыдным. Он даже хихикнул нервным придушенным смешком, воровато оглянувшись, не видел ли кто? Однако араб приближался, и что-то предпринять становилось уже совершенно необходимым. Все еще сомневаясь, Колумбиец выступил из кустов ему на встречу и, передернув затвор, угрожающе выставил перед собой автомат.

— Стой! Стрелять буду! — привычную уставную фразу хотелось произнести значительно и грозно, но голос подвел, дрогнул в середине нервно, скатываясь во все тот же истеричный смех.

Араб остановился и замер, будто налетев с разбегу на каменную стену, медленно поднял на уровень плеч раскрытые пустые ладони. Оружия у него нигде видно не было. Да и сам он был весь какой-то нестрашный, растрепанный, всклокоченный, тяжело дышал, вздымалась и опадала широкая грудь. Однако в лице его Колумбиец никаких признаков страха не заметил. Глубоко посаженные черные глаза смотрели на него внимательно и спокойно и чувствовалась в них такая сокрушительная мощь, такая внутренняя сила, что хоть и стоял солдат с готовым к бою автоматом против безоружного, но все равно невольно вздрогнул, плотнее сжал вспотевшей ладонью цевье.

— Стрелять будешь? — прерывистым после быстрого бега, хриплым голосом на чистом русском языке осведомился араб.

Вопрос прозвучал буднично и непринужденно, словно не о жизни и смерти своей спрашивал наемник, а закурить просил у солдата.

— Кха… хха…, - попытался что-то ответить Колумбиец, внезапно чувствуя, как под гипнотическим взглядом араба непослушный язык вдруг прилип к небу, а колени пронзила противная ватная слабость.

— Ну, давай, выстрели, — криво ухмыльнулся араб. — Выстрели в живого человека, мальчик. Знаешь, что бывает, когда автоматная очередь попадает в человека в упор?

Оценивающе глянув в лицо замершему под его взглядом, как кролик перед удавом бойцу араб широко шагнул вперед, почти уперевшись грудью в автоматный ствол. Колумбиец отчаянно замотал головой, с ужасом ощущая, как слабость ползет от коленей вверх, как превращаются в жидкий бессильный кисель, только что каменевшие в напряжении мышцы.

— Если ты нажмешь на курок, мои внутренности, кровь, мозги полетят тебе прямо в лицо. Представь, капли теплой крови на своем лице…

Араб сделал неуловимо быстрое движение, и его ладонь легла на дрожащие пальцы Колумбийца. Короткий рывок и автоматный ствол уже безобидно уставился вверх. Солдат, цепенея от ужаса, попытался крикнуть, позвать на помощь, но из горла вырвался лишь еле слышный сдавленный сип. В глазах араба мелькнуло явное презрение.

— Зачем ты пришел сюда воевать, мальчик? Ты даже убить не способен.

Невыносимо долгую секунду наемник пристально смотрел в белое как мел лицо Колумбийца, в его расширенные в смертельном ужасе глаза, на дергающуюся в тике щеку, прыгающие губы…

— Живи!

Удара Колумбиец не увидел, и даже не почувствовал, просто на него вдруг обрушилась тугая, вязкая как кисель тьма. Наемник поддержал обмякшее тело оглушенного мальчишки, аккуратно опустил его на землю, разжал безвольные пальцы, по инерции цепляющиеся за автомат. Замер на мгновение, все еще колеблясь, даже перехватил поудобнее трофейное оружие. По всем канонам врага следовало добить, но, то врага и воина, а этот до звания воина явно не дотягивал. Пацан, одетый государством в форму… Ладно, пусть живет… С кошачьей грацией развернувшись, араб нырнул в чахлый кустарник, ужом скользнул между ветками, растворяясь в окаймляющей склоны зеленке.

Через полчаса на помощь разведчикам подошли вертушки. К сожалению, пленный арабский инструктор до их появления не дожил. Улучив удобный момент, когда охранявший его Каша на что-то отвлекся, наемник сумел раскусить зашитую в воротник его куртки ампулу с ядом.

— Ну ты и урод, — качал укоризненно головой стоя над трупом Кэп. — Что за дешевые шпионские фокусы? Фильмов про Бонда насмотрелся, скотина? А мне теперь такой пистон за это вставят, что тебе и не снилось!

Многоопытный командир разведгруппы был весьма недалек от истины, по результатам разбора полетов на базе он действительно словил от начальства очередной строгий выговор за самоуправство и халатное отношение к служебным обязанностям. Шварцман, как более молодой и неопытный, отделался выговором обычным, правда, со снижением квартальной премии аж на десять процентов. Сумма была эквивалентна на тот момент стоимости бутылки водки, так что лейтенант особенно не расстроился. Выговор, он, как известно, не триппер, с ним ходить можно…