Возникновение ведийской религии и культуры большинство ученых относит к сер. II — сер. I тыс. до н. э., хотя истоки восходят к более раннему периоду — III тыс. до н. э.
Следует обратить внимание на то, что ученые постоянно сопоставляют Ригведу и Авесту как два выдающихся памятника древности, имеющих и сходство, и различие. Сходство усматривается и в пантеонах богов, и в особенностях языка. Что касается языка, то, как отмечает Т. Я. Елизаренкова, это сходство поразительно: «Сходство бывает столь велико, что иногда оба текста выглядят как два варианта одного архетекста, различающихся только разными правилами звуковых соответствий. Именно этим и объясняются предпринимавшиеся некоторыми учеными попытки перевода отдельных стихов с авестийского на ведийский, в результате чего получался стих, трудно отличимый от подлинного ведийского. Кроме того, обращает на себя внимание и та особенность, что язык “Ригведы” ближе по своим особенностям к языку “Авесты”, чем к языку более поздних памятников индийской литературной традиции, например, к языку эпоса или классической санскритской поэзии»[22]. Кроме того, эти два памятника сближают следующие элементы: место поэта в обществе как глашатая истины, наличие общих поэтических формул, устойчивых фразеологизмов, излюбленных выражений. Все это вместе взятое объединяет оба памятника в нечто единое: «произведения единой региональной поэтической традиции, последующие связи которой с греческой образуют восточную область в пределах индоевропейской общности»[23].
Очень важно видеть как сходства, так и различия в пантеоне богов, в понимании их сущности и их функциональных особенностей. Здесь мы видим общее мифологическое наследие, состоящее в наличии двух групп богов — дэвов и асуров. Различие состоит в их понимании, в «Ригведе» дэвы являются богами, в «Авесте» это демоны. Что касается асуров, то в «Авесте» они обозначают только богов (Ахура-Мазда), в Ригведе же это слово может относиться и к классу богов, и к классу демонов. В поздней ведийской литературе асуры будут пониматься только отрицательно, как демоны, противопоставляясь богам-дэвам.
Сходство и различие имеет отношение к трактовке основных богов этих памятников. Так, в Ригведе главой пантеона является Индра, в «Авесте» он выступает в роли мелкого демона. Если Митра в «Авесте» занимает одно из главных мест, есть творение Ахура-Мазды, то в Ригведе он представляет более абстрактный персонаж, выступает обычно как парное божество вместе с Варуной.
Несмотря на известные различия, обе религиозные системы имели некоторые общие культы: культ огня в его различных видах и формах и культ священного растения сомы. В связи с этим имелось немало сходных ритуалов.
Основным содержанием ведийских гимнов являются мифы: миф о боге Индре, убивающем змея Вритру, миф об орле или соколе, похищающем сому, бегство бога Агни, миф о трех смертных братьях Рибху и другие. В мифы также включаются сказания о мудрецах-ришах, авторах гимнов. Сущность этих мифов выражает возникновение мира и космоса, то есть своеобразную космогонию. Вначале это нечто недифференцированное, текучее, нечто единое, хотя и неопределенное, целое, а затем — о чем и идет речь в Ригведе — это возникновение дифференцированного бытия, мира и космоса, дуалистического космоса: света и тьмы, дня и ночи, жизни и смерти. При этом функция главного бога Индры состоит именно в борьбе против хаоса за организованный космос, против зла, тьмы, смерти.
Наиболее характерными особенностями ведийского мифа и, соответственно, мифологического сознания являются вневременной, циклический характер, идея своеобразного сотрудничества между богами и людьми. Поскольку содержание мифа считалось безусловной истиной, то произнесение вслух мифа жрецами также являлось абсолютной истиной или абсолютным законом, что гарантировало исполнение соответствующих просьб и желаний, обращенных к богам.
Как и любая другая древняя мифология, мифы «Ригведы» не выдумывались людьми, напротив, мифы создавали человека, а не человек создавал мифы. Содержание мифов было совершенно объективным, а не субъективным, в этом состояла их сила, смысл и значение. Потому никогда ни один человек не подвергал сомнению истинность этих мифов, а следовательно, и их действенность и значение. Именно поэтому мифы «Ригведы» явились основой для возникновения всех последующих древнеиндийских религиозных, философских, этических и эстетических систем.
Обращает на себя внимание то, что содержание мифологии «Ригведы», как справедливо пишет В. Н. Топоров, «особенности системы ведийской мифологии, в частности, ее открытость и незавершенность, определили дальнейшие черты в ее развитии и направлении создания больших спекулятивно-религиозных, теологических (включая и тяготеющие к монотеистическим решениям) и натурфилософских концепций. Эти условия, в частности, способствовали перекодированию тех или иных элементов ведийской мифологии или их конфигураций в духе морально-этических учений. Так, универсальный принцип, определяющий статус ведийской вселенной, равно приложимый к богу и людям, физическому и духовному, — рита (
Дальнейшее развитие основополагающих категорий древнеиндийской философии, религии и культуры мы находим в Упанишадах.
Упанишады
Мировая культура, состоящая из культур различных наций, и мировые религии разных народов имеют как нечто общее, лежащее в их основе, так и довольно существенные различия, но в любом случае, чтобы понять то, что их объединяет и то, что разделяет, необходимо обращаться к истокам. Так же, как из отдельных родничков чистейшей воды образуются ручьи и реки, так и из первоначальных и первозданных идей в ходе исторического развития народов возникают и мировая культура, и мировые религии. Здесь особенно важно понять, что их единство проистекает из их истоков, к которым и нужно постоянно обращаться, чтобы в любые времена преобладало именно единство, а не разобщенность. «Когда наше “я” озарено светом любви, то его отрицательный аспект — разобщенность с другими — теряет свою непреложность, а наша связь с людьми становится уже не соперничеством и не столкновением, но симпатией и сотрудничеством. Мной владеет чувство, что именно к этому и ведет нас учение упанишад, и что учение это очень нужно сейчас тем, которые похваляются свободой, предоставленной своим народам, а сами используют эту свободу для создания темного мира духовной слепоты, где алчность и ненависть не знают ограничений…»[25] Верность этих слов Р. Тагора подтверждается самим содержанием Упанишад, выражающих наиболее важные и существенные идеи памятников древнейшей индийской культуры, в которых содержатся почти все основополагающие идеи, получившие воплощение в различных произведениях народов мира.
Человек, впервые приступающий к чтению и изучению Упанишад, не может не обратить внимание на их название, которое означает «сидящий у ног учителя». Это название выражает фундаментальное отношение передачи всех человеческих знаний от учителя к ученику. В древней Индии, как и в древнем Китае, Израиле и древней Греции, мы находим перечисление целых поколений людей, которые передают знания своим ученикам и последователям. Имя учителя в самых разных ипостасях (учитель, мудрец, благородный муж, совершенномудрый и др.) у древних народов стояло на самой высшей ступени социальной иерархии, по существу, следующая ступень после высшего существа, Бога, поскольку учитель передавал все те знания, включая сокровенные, которые уже были выработаны, своим ученикам. Более того, сами боги назывались учителями.
Так, в самой старой упанишаде Брихадараньяка во второй главе раздела Мадху дается перечень учителей, насчитывающий 57 поколений, которые передавали божественное учение, исходящее от Брахмана. В другом разделе (Яджнявалкья) этой же упанишаде сходный перечень насчитывает 58 поколений, а в дополнительном разделе — 51 поколение. Однако суть не в количестве поколений, а именно в преемственности передачи накопленного знания как самого драгоценного и священного для народа сокровища. Обращает на себя внимание необычайно высокая оценка знаний и, соответственно, учителей, вырабатывавших это знание и передававших его последующим поколениям. По существу, мы видим, что генеалогия поколений у древних понималась не по исчислению правящих родов, а по именам учителей, передававших сокровенные знания, ибо они прекрасно понимали, что все человеческие деяния, будь то земледелие, мореплавание, строительство, военное дело, политика — всё зависит от уровня и глубины знания. Именно поэтому на первое место выдвигалось знание и те люди, которые его вырабатывали и передавали другим поколениям.
Упанишады, формировавшиеся в III–I тыс. до н. э., включают в себя колоссальный свод знаний человечества, касающихся различных сфер его жизнедеятельности (природы, человека, космоса, медицины, земледелия, военного дела), но самое главное — это то, что Упанишады содержат основополагающие понятия и категории, лежащие в основе всей мировой культуры и мировых религий: Брахман, Атман, пуруша, дхарма, карма и др.
Категория Брахман является наиболее универсальной категорией, выражающей исток всего сущего: «Поистине, в начале это было Брахманом. Он узнал себя: “Я есмь Брахман”. Поэтому она стал всем (сущим)… Так и поныне — кто знает: “Я есмь Брахман”, тот становится всем (сущим)… вначале (все) это было одним Брахманом. Будучи одним, он не расширялся. Он сотворил еще лучший образ: кшатру — тех, кто кшатрии среди богов: Индру, Варуну, Сому, Рудру, Парджанью, Яму, Мритью, Ишану. Поэтому нет ничего выше кшатры… И все же Брахман — источник кшатры»[26].
Далее повествуется о том, что Брахман постепенно творит все существующее — небо, землю, разные группы богов, а также дхарму как самый лучший образ: «Он сотворил еще лучший образ — дхарму. Кшатра кшатры — вот что такое дхарма. Поэтому нет ничего выше дхармы. И бессильный надеется (одолеть) более сильного с помощью дхармы, словно с помощью царя. Ибо, поистине, дхарма есть правда. Поэтому и считают, что говорящий правду говорит дхарму, говорящий дхарму говорит правду. Ведь обе они — одно и то же»[27].
Из этого видно, что сам процесс творения всего сущего Брахманом представляется единственно истинным путем, путем правды, по которому и должно следовать и развиваться все существующее. При этом сам Брахман не расширялся, а воплощался во все то, что он создавал. «Итак, это — Брахман, кшатра, виш и шудра. Этот Брахман был среди богов огнем, среди людей — брахманом; (божественным) кшатрием он существовал как кшатрий; (божественным) вайшьей — как вайшья; (божественным) шудрой — как шудра. Поэтому желают пребывать в мире богов в виде огня, среди людей — в виде брахмана — ведь в двух этих образах существовал Брахман»[28].
В процессе творения всего сущего Брахман начинает осознавать самого себя через создаваемые им творения, ибо без этого самоосознания его творения могли бы исчезать. Поэтому Брахман осознает себя посредством придания имени своим творениям через речь, оставаясь ее истоком и творцом: «Ведь Брахман есть речь, и оно — ее господин»[29]. В процессе самоосознания через собственные творения Брахман становится Атманом, больше того, он становится Атманом самих богов, пробудившихся к знанию. «И поистине, этот Атман — мир всех существ. Когда он совершает подношение и жертву — он мир богов; когда произносит (веды) — (мир) риши; когда делает приношения предкам, когда желает потомства — (мир) предков; когда укрывает людей, когда дает им пищу — (мир) людей; когда доставляет животным траву и воду — (мир) животных; когда в его домах поддерживают существование звери, птицы и все, вплоть до муравьев, (то он) — их мир. И как желают безопасности для своего мира, так желают все существа безопасности для того, кто знает это. Поистине, это известно и исследовано»[30].
Здесь поражает глубина мысли о процессе познания всего существующего в категории Атмана и соответствующих миров, ибо все, кто приобщается к этому процессу познания и этим мирам, становятся как бы вечными, бессмертными, и им уже ничто не может помешать в их самоосуществлении, самопознании и самоопределении. И поражает еще одно: что все это уже, как говорится в тексте, «известно и исследовано», что свидетельствует об опоре на многотысячелетнюю традицию исследования и познания всего сущего, следовательно, о прочной, никогда не прерывающейся традиции человеческого познания окружающего мира.