«Ох, не туда ты, Морик, полез», — подумал Виктор, но не вмешался. Дед и сам мог вполне за себя постоять. За сорок лет почти непрерывных тюремных скитаний, он прошел такие академии жизни, о которых бывший актер и не слыхивал.

— Слышь, дед, — рисуясь, заговорил Морик. — Ты с каких делов меня овцой назвал? Ты хоть старый, а должен сам за свои слова отвечать.

— Да ты овца и есть, — засмеялся Трифон, рвя у себя на брюках ширинку. — Хочешь, Морик, попробовать?

Морик протянул руку, пытаясь схватить деда за горло, но Трифон и не противился. Он небрежно раскрыл ладонь с опасной бритвой. Виктор, видя, что для Морика нет шансов с честью выйти из столкновения, и опасаясь, что деду в самом деле придется его порезать, бросился между ними.

— Ты мне деда не обижай, — уговаривал Виктор Морика, хотя ему было понятно, что Трифона не обидеть. — Дед у нас один такой. Еще бериевскую амнистию помнит.

— Обидишь его, — проворчал Морик и, увлекаемый сильной рукой Виктора, спокойно сел рядом с дедом, правда, не глядя на него.

— Возьми у меня в тумбочке чай, — скомандовал Виктор. — Выпьем с дедом мировую. Да спой что-нибудь из старых воровски песен.

Морик снова взял гитару.

— Сейчас Вова сбегает. Где-нибудь слушает нас, — пояснил он и кричал: — Вова!

Неизвестно откуда появился Вова, издали посмотрел на Морика.

— Не бойся, иди сюда, — предложил ему Морик. — Быстренько банку бери, бугор велел чай запарить.

Вова схватил чайник и полетел на кухню. Морик умиротворенно повернулся к Трифону:

— Чего тебе спеть, старый бродяга. Ничего я не знаю из того репертуара… Разве что…

— Ничего я не помню, а песен тем паче, — пробормотал Трифон. — Как сажали, помню. Проповедь я читал. Своей двадцатке. Комнатка голая. Железная кровать, стол без скатерти. Только на окнах белые занавески. Проповедь свою последнюю помню… «Господи, когда человек спотыкается, помоги ему подняться, но не веди своей дорогой. Потом, что только своим размышлением, своим разумом, своим путем человек может к тебе прийти. Ибо в многообразии людей и в множестве их путей таится, может быть, самая большая надежда на будущее»… Вот только это и запомнил. Давай свой чифир, — сказал он Вове, который уже успел вернуться с дымящейся банкой в руках.

— Кстати, бугор, — обратился Вова к Виктору. — Мне через три месяца освобождаться. Хотел деньжонок к воле подкопить. Сколько мне в этом месяце упадет зарплаты на карточку?

— Ты что, зарабатывать сюда пришел? — укорил его Морик, а Трифон добавил не шутя:

— Будешь стучать, заработаешь на осиновый кол.

Однако Вове — как об стенку горох. Словно и не слыша слов Трифона, он внимательно глядел на Виктора.

А тому и сказать нечего.

— Хреновина какая-то получается, — пробормотал Виктор. — Норма есть, а денег нет. Завтра пойду к мастеру разбираться.