В пищу годятся тетерева и глухари. В августе сюда приезжают богачи их стрелять. Я не знала, можно ли убить их из пневматической винтовки, а не из настоящей. Но зато думала, что их легко будет увидеть на снегу.

Надо было надеть куртку. Ветер все еще дул с севера, и, хотя ночью снег перестал, было очень холодно. На открытом пространстве опасен ветер, а не сам холод, потому что ветер охлаждает тело и температура снижается из-за потери тепла. Поэтому нужно либо надевать специальную ветрозащитную одежду, либо прятаться в убежище. Лучшая ткань — это гортекс, из которого сшита куртка Пеппы. Гортекс не пропускает ветер, но при этом дышит и позволяет влаге испаряться. Пот выходит, и внутри куртки не образуется жидкость, которая может замерзнуть, если очень холодно, и убить человека. Флиски у нас тоже были ветрозащитные, и я надела футболку, сверху кофту, клетчатую рубашку и флиску, а у Пеппы был темно-красный свитер из овечьей шерсти, который удерживает тепло, и она поддела его под флиску. Я собиралась сшить ей шапку из кроличьего меха, но пока отдала ей свою вязаную шапочку, а перчатки у нее уже были.

Мы пошли к ручью. Я несла винтовку, а Пеппа рогатку. Еще я взяла рюкзак с пульками, печеньем, изюмом, картой и компасом и двумя непромокаемыми куртками на случай резкого увеличения уровня осадков. Я разработала маршрут, который шел вдоль долины с озером, вверх и вниз, и захватывал большую часть пустоши вокруг Магна Бра. Мы должны были пройти четыре мили и вернуться назад, в свой лесок на холме. В основном маршрут пролегал по лесу, немного по свежим лесопосадкам, но пару раз мы должны были выйти на открытую пустошь. Я предполагала, что поход займет у нас весь день, потому что мы не собирались бегать, только ходить. А еще я наметила пройти первый длинный отрезок по южной стороне долины, где должно быть меньше снега. Там мы остановимся и попробуем пострелять птиц, вдруг получится.

Слоистые облака никуда не делись, ветер все так же дул с севера, но стал слабее. За ручьем мы увидели оленью тропу в снегу. Олени ушли куда-то в долину. Кажется, это были благородные олени, несколько штук, все самки. Следы были свежие, в снегу лежал помет, и мы просто пошли вперед. Я все время оглядывалась и прислушивалась, а Пеппа просто шагала передо мной. Если бы мы увидели кого-то или услышали вертолет, машину или грузовичок лесничего, то спрятались бы в лесу, поэтому мы старались держаться поближе к деревьям. Олени вели себя так же. Они никогда не уходят слишком далеко от укрытия.

Пустельги летают очень быстро и очень низко, охотятся в лесах и едят певчих птиц. Красные коршуны летают высоко, часто по кругу. Иногда они кружат над падалью, как африканские стервятники, потому что ею они в основном и питаются. Еще они охотятся на кроликов, полевок и крыс. Беркуты тоже летают очень высоко, но они могут увидеть добычу чуть не с двух миль, и когда они бросаются на нее, то двигаются почти так же быстро, как сапсаны, а быстрее сапсанов на земле никого нет. Они любят сидеть на высоких деревьях или утесах, а иногда и на столбах на краю пустоши. Зимой они едят падаль, как и красные коршуны.

Почти все, что я знаю, мне известно из «Википедии» или с разных сайтов, где пишут об интересующих меня вещах. И еще я смотрю видео на «Ютубе» и телевизор. В школе я ходила в специальную группу для уязвимых учеников, где могла почти все время сидеть в Интернете, но за это мне приходилось разговаривать с миссис Финлейнсон о моих чувствах.

Я многое знаю о выживании, кострах, укрытиях, силках, ловушках для птиц, умею фильтровать воду, читать следы и предсказывать погоду. Еще я знаю о британских животных и о птицах, кроме морских. И о рыбах, земноводных и рептилиях. Я знаю разные деревья и целую кучу растений, особенно съедобных. Знаю латинские названия всех деревьев, которые у нас растут. Умею готовить, знаю о гигиене питания, о здоровье, распространенных заболеваниях и алкоголизме, который тоже болезнь. Я умею воровать, читать расписания, регистрировать фальшивые электронные адреса, которые нужны, чтобы платить на «Амазоне» крадеными карточками. Еще я умею пользоваться дрелью и ставить замки.

Я умею мыть пол и пылесосить и могу составить здоровую диету. Еще я немного знаю историю. Например, про индейские войны восемьсот шестидесятых годов в США, Французскую революцию, Ковенантское движение в Шотландии в семнадцатом веке и Сталинградскую битву зимой тысяча девятьсот сорок третьего. Я хорошо решаю примеры в уме и знаю все таблицы, так что могу даже делить, считать дроби и проценты. Я умею стрелять из пневматической винтовки и забрасывать удочку, но не умею ловить рыбу нахлыстом, когда используют тяжелую леску, чтобы подсунуть рыбе муху. Я никогда так не делала. Я умею читать карты, пользоваться координатной сеткой, прокладывать курс с помощью компаса, оценивать подъемы и уклоны. Я убила одного человека, кучу рыбы и двух — пока — кроликов.

Сложнее всего было не убить Роберта и даже не сказать Пеппе, что я собираюсь это сделать. Трудно было рассказать ей, что он делал со мной и собирается сделать с ней. Услышав это, она сказала: «Убей его, Сол», и я ответила: «Ага».

Пеппа беспокоилась за Мо, но я описала ей свой план — запереть ту в комнате, чтобы ее никто не обвинил, а потом убежать и выживать в лесу. Она сказала, что согласна, только если мы вернемся за Мо через год или около того, и я согласилась в свою очередь. Пеппа радовалась, что ей не придется ходить в школу, и она знала, что, если кто-то узнает о Роберте, нас заберут в разные места. Двух мальчиков в ее классе усыновили, у них была еще сестра, но она жила в приемной семье в Эдинбурге, так что они виделись раз в месяц в семейном центре. Пеппа решила, что нахрен все это.

Я не хотела рассказывать Пеппе, что Роберт делал со мной с десяти лет. Она-то считала, что я самый лучший, умный и храбрый человек в мире, что я все знаю, присматриваю за ней и охраняю ее. Я думала, что если она узнает о Роберте, то решит, что я слабачка, и спросит, почему я не отбила ему яйца. Когда это началось, я, скорее, удивилась, чем испугалась. Потом я все время вспоминала, как он говорил, как от него пахло выпивкой и коноплей, как он прикрывал глаза. И еще я вспоминала его угрозы. О том, что со мной будет, если я кому-нибудь расскажу.

Роберт был худой, носил маленькую пушистую бородку, от него пахло либо кислятиной, либо спиртным. У него были татухи на обоих предплечьях, пантера на груди и розы с ножами на плече. Вены у него на руках и на висках сильно выступали, а кожа была серая и шершавая. Мо повстречала его, когда танцевала стриптиз в клубе в Глазго. Мне тогда было девять, Пеппе шесть, Мо уволили из парикмахерской, потому что она не пришла на работу, но делать прически она не разучилась. Мо говорила, что всегда хотела быть танцовщицей, танцевать она умела, у нее были темные волосы, большие сиськи и вообще она была миленькая. Роберт толкал траву и таблетки девчонкам в клубе, воровал кредитки и иногда наличку из банкоматов.

Однажды в кухонном ящике оказалось четыреста фунтов двадцатками, и я взяла четыре бумажки, чтобы купить еды и новый школьный рюкзак для Пеппы. В тот день Роберт впервые остался на ночь. Мо сказала: «Сол, это Роберт, мой новый парень». Я вечно пялюсь на людей, не потому, что они мне нравятся, и не потому, что я невежливая, просто мне нужно как следует каждого рассмотреть. Я внимательно посмотрела на Роберта, и он сказал: «Улыбочку, Салли», и Мо подхватила: «Улыбнись, Сол», и я улыбнулась одними губами, и он высказался: «Так-то лучше, детка. Я знал твоего папку». Мо заявила: «Да, Сол, он правда знал Джимми», и Роберт пропел: «Салли-милашка, Салли-милашка». Я могла бы рассказать, что меня зовут вовсе не Салли, а Солмарина, то есть «морская соль» по-испански. Мо придумала это имя в свои шестнадцать и решила, что оно классное и похоже на название вина. Пеппу на самом деле зовут Паула, но Мо в детстве звала ее Перчиком из-за цвета волос, и постепенно это превратилось в Пеппу. А потом Мо сказала, что мы теперь будем зваться «Соль-и-Перец», как одна древняя девчачья группа, и мы посмотрели несколько их клипов, которые назывались как-то типа «потряси трусами». Я подумала, что это ведь песни о сексе, но Пеппе они очень нравились, и она привыкла вертеть задницей так же, как эти девки в телевизоре. Пеппу назвали Паулой в честь святой и в честь тогдашнего Папы, потому что ее отец был католик. Роберт звал ее Черным Перчиком, потому что она наполовину африканка, но это по-расистски, и Пеппа очень злилась. Он всегда вел себя как расист, называл ее полукровкой и чернозадой, а Пеппа звала его говнюком. Мы обе носим фамилию Мо: Браун. Фамилия моего отца была Мазур, потому что отец его отца был поляк и приехал в Шотландию во время Второй мировой войны строить береговые укрепления. А Пеппа могла бы взять фамилию Адичи, что и собиралась сделать когда-нибудь. Мо по-настоящему зовут Клэр, но когда она танцевала, то говорила, что ее зовут Николь, а иногда даже Джордан.

Никто не заметил, что я взяла четыре двадцатки. Когда Роберт приходил, я следила, куда он кладет деньги или бумажник, и таскала у него понемногу, когда он вырубался. Скоро он переехал к нам. Просто притащился с сумкой, винтовкой, удочкой и клюшками для гольфа. Я сидела в квартире одна, собиралась идти за Пеппой, которая была на гимнастике. Я услышала, как повернулся ключ в замке, и решила, что это Мо, а это был Роберт со своими шмотками. Он сказал:

— Я тут поживу чуток, не возражаешь?

— А Мо знает? — спросила я.

— Ага. Она дала мне ключи. У нее вечерняя смена в клубе.

И потом такой:

— Не хочешь сделать нам чаю?

— Не-а.