За дверью послышались чьи-то шаги. Они становились все громче. Кто-то шел к ним. Один человек. В тяжелых сапогах. Слова замерли у Евы на губах. Было очень важно знать, какие звуки издавала обувь. Так можно было сразу понять, кто именно шел по коридору.
Мэри напряглась. Ее покрывало зашелестело.
— Ты слышишь это? — прошептала она.
— Да.
— Боже, только не сегодня, — захныкала Мэри. — Только не сейчас.
— Тише.
Ева схватилась за край покрывала. Если лежать тихо и без движения, он пройдет мимо.
— Ненавижу его. Ненавижу, ненавижу, ненавижу…
— Мэри! — зашипела Ева. Протянув руку к стоявшей рядом кровати, она взяла девушку за руку. Их пальцы переплелись.
Ноги в сапогах остановились перед входом в их маленькую темницу. Через тонкие трещины в двери проник призрачный луч света от лампы.
Биение сердца больно отдавалось в груди. Даже лекарство не могло унять страх, от которого у нее забегали мурашки по коже. Страх за себя, но гораздо больше за Мэри, которой приходилось терпеть домогательства.
Звякнули ключи, и надзиратель Мэтью закашлял. Звук был громкий, «влажный» от хлюпающей мокроты. Свет тревожно задребежал. Похоже, он искал на связке нужный ему ключ.
Пальцы Мэри еще крепче сжали ее ладонь, и Ева мысленно приказала ей молчать. Если они будут вести себя тихо, их не тронут. Нужно верить в это.
Скрип ржавых насквозь петель пронзил комнату. А потом они услышали, как Мэтью, громко переступая ногами, вошел в соседнюю комнату. Ева знала, что сейчас девушки за стеной вцепились в свои кровати. Через некоторое время раздался пронзительный крик, а затем — звук соприкосновения двух тел.
Вопли девушки заполнили коридор, перекрывая пыхтенье Мэтью. Их слышали за всеми дверями на этаже. Ева знала это. Она жила в разных комнатах и слышала много разных криков. Сегодня ей оставалось только радоваться, что кричала другая девушка, а не она. Или Мэри.
Ева достаточно натерпелась от надзирателей. Все ее тело было в синяках. Так они наказывали тех, кто пытался им сопротивляться. У каждого из них были свои любимицы, и хотя Мэтью часто избивал ее, как женщина Ева его не интересовала. У нее было тело рожавшей женщины, а их мучители любили юных, крепких девушек вроде Мэри, на которых не было иного следа, кроме их собственных грязных рук. Еву только били, но хотя бы не насиловали.
Девушки, державшись за руки, лежали и слушали. И знали, что, возможно, следующей ночью будет так кричать одна из них. Впереди их ждала бесконечная борьба за то, чтобы сохранить остатки своих прежних личностей.
Ева вглядывалась в темноту, чувствуя, как в ней растворяются воспоминания о море. Скоро память совсем покинет ее. Никто не придет за ней, никто ее не освободит. Ведь Ева убила собственного ребенка, и ей не было места среди нормальных людей.
Едкий запах щелочи атаковал дыхание Йена. У него защипало в глазах, и ему пришлось вытереть выступившую в них влагу. Йен пересилил себя и внимательно оглядел дом. Хотя вряд ли это здание можно было так назвать. Черные кирпичные стены сурово возвышались над грязным двором, усеянным могильными плитами. Окон почти не было, только несколько на первом этаже. Из труб, венчающих шиферную крышу, замысловатыми клубами валил дым. Даже снег не мог скрыть убогость этой постройки.
Йен поднялся по неровным, разбитым ступеням и постучал кулаком по двери. За ней послышались приглушенные стоны, а потом откуда-то сверху до него донесся истеричный смех. Такие дикие звуки могли родиться только в сломанной, искореженной душе.