Мисс Коппер, удовлетворенная моим ответом, записала его на доске. Скрип мела прорезал тишину, воцарившуюся в классе. А когда учительница наконец обернулась, мое сердце уже снова билось в привычном ритме. Пока она не спросила:
– И как вы думаете, оно того стоило? Не напрасно ли Ромео с Джульеттой боролись друг за друга, заранее зная, что их любовь обречена?
В классе я обычно помалкивала. Но если речь заходила о любви в литературе, я, повинуясь гадкой привычке, устраивала циничные мини-проповеди.
Я покачала головой.
– Нет, оно того не стоило. Любовь разрушила их жизни. Какой вообще смысл любить человека, если точно знаешь, что вам не быть вместе? – Я постучала по парте карандашом, не обращая внимания на одноклассников, уставившихся на меня. Выражения, застывшие на их лицах, были прекрасно мне знакомы. Я даже успела к ним привыкнуть. Моя мама и лучшая подружка точно так же вскинули брови, когда впервые это услышали. Вот только мне не нужны были ни их доводы, ни жалость, потому что я все решила. И это не обсуждается! Любовь разрушительна и вредоносна. Только на страницах книг она безопасна, и этого опыта мне вполне достаточно. Взгляните хотя бы на Ромео и Джульетту. Трагична ли их история? Безусловно. Но приходилось ли мне переживать из-за вековой вражды между мной и несуществующим возлюбленным? Точно нет.
Когда Бретт обернулся и взглянул на меня через плечо, сдвинув густые брови, я вперила взгляд в тетрадку. Задняя сторона обложки вся исписана изнутри цифрами, некоторые из них выведены желтым маркером, некоторые – синей ручкой и даже карандашом – словом, всем, что оказывалось под рукой. Здесь я вела отсчет дней до выпускного, когда смогу наконец покинуть школу, полную тысяч незнакомых лиц.
– Я с этим не согласна, – заявила Дженни Макгенри. Одета она была в черлидерскую форму того же цвета, что и куртка Бретта. – Ради любви стоит рискнуть, даже если в итоге тебе разобьют сердце. – Другие ученики закивали. Мисс Коппер тоже.
– Ромео и Джульетте не просто разбили сердце, – напомнила я. – Они погибли!
– Но друг за друга! – вставил еще кто-то.
– А если бы они и выжили, книжка все равно кончилась бы раньше, чем они отдалились друг от друга. Любовь временна. Это вам не волшебное зелье, исцеляющее все раны. Об этом и писал Шекспир. Его герои и умерли потому, что оказались чересчур наивными, решив, будто их любовь способна положить конец войне!
– Тебе легко говорить, – заметила Дженни.
Класс затих.
– О чем это ты? – спросила я.
– Да все о том же – о любви. Легко высмеивать то, чего никогда не чувствовала.
Ее слова были точно удар под дых. Может, Дженни вовсе и не хотела меня обидеть, но все дело в том, что в девятом классе, когда мы обе были неопытными четырнадцатилетними девчонками и просто плыли себе по течению, мы были лучшими подружками. А потом пролетело лето, начался десятый класс, Дженни сняла брекеты, прибавила несколько дюймов в росте (и других частях тела) и утратила интерес к нашей дружбе. На нее вдруг обрушилась огромная популярность. Она присоединилась к черлидершам и расколотила вдребезги не одно сердечко.
После этого она превратилась в лицемерку, раздающую любовные советы направо и налево, убийственно снисходительную в общении с одиночками вроде меня. Будто бы всего несколько месяцев назад мы с ней не плыли, так сказать, в одной лодке. Будто наличие парня превращало ее в эксперта в делах сердечных. Не смешите.
Сперва ее поведение было еще терпимо, но теперь, по прошествии двух лет, по-настоящему раздражало.
И это еще слабо сказано.
Но как бы там ни было, подробностей о разводе моих родителей Дженни не знала. Знала только, что папа с нами не живет – она заходила ко мне в гости, так что догадаться об этом не составляло труда. Но я никогда не рассказывала ей о случившемся. А она и не спрашивала. И потому ее слова не были продуманным оскорблением, попавшим точно в цель. Чистое совпадение. И все же они меня ранили.