Я забыл о себе самые важные вещи: имя, адрес, друзей и родственников, про миссию и надежду спастись… Я был никто.
Как постепенно выяснилось, на меня давили целых три цвергские туши и пустая сковорода в придачу. Приличных размеров сковородочка была, именно на ней в начале вакханалии лежал целый кабан в компании отварного картофеля.
Я вслепую, на ощупь выбрался из-под живого завала, отпихнул вылизанную до блеска сковороду (в ней отражалось тусклое мерцание слабых огоньков), осмотрелся и осознал пару важных вещей.
Стол снился не просто так – я действительно на нем только что лежал, но какими судьбами очутился в таком интересном положении, сказать трудно. Ясно было одно – эти мирно спящие сейчас цверги рухнули на меня, придавили, и от шока я потерял сознание. Вполне возможно, бородачи отключились еще до падения.
Даже потеряв память, я испытал внезапную радость, когда случайно увидел наголо обритого цверга: он спал на куче других цвергов, по-гномьи сцепив пальчики на пузе. У него была удивительная голова, голая от макушки до подбородка. Он был один такой на всю спящую братию черных, сальных бород! Казалось, белая кожа на черном фоне светится, но это, конечно, обман зрения, и, самое умилительное – зеленый шарфик на шее, напоминающий…
Уни-Говорящие-Слюни – догадались? – улыбнулся, не открывая глаз, и, чмокая, погладил «шарфик», в котором угадывалась ловко отрезанная от цверга борода. Кто отрезал и почему – я так никогда и не узнал, в любом случае благодетелю спасибо.
Храпели по углам и в пространстве между ними; цверги валялись на полу вперемешку с разломанными стульями и объедками. Угли в каминах отдавали последнее тепло, в одном очаге догорал сапог, в другом курился бараний череп. Люстры излучали слабое свечение, и этот воздух…
Трудно описать запах… отвратительный; что-то похожее, наверное, творится в кишечнике дракона спустя два-три дня после налета на заброшенный виноградник. Тело, включая голову, превратилось в одну сплошную отдавленную мозоль, нормальных мыслей в черепной коробке – ноль, хотелось света, морозной свежести и вишневого компота, лучше вчерашнего. Я двигался к самому светлому и чистому участку пещеры, подальше от стола, шел в основном на ощупь, перекатывался с одной спины на другую, постоянно попадал ногой в чей-нибудь полный живот, выпутывался из одной бороды и сразу впутывался в другую.
Я выбрался на участок зала, свободный от храпящих тел, и с удовольствием разогнулся, хрустя суставами. Назойливо горела шея. «Пчелы, – подумал я и засомневался. – Ну откуда здесь пчелы? По-моему, здесь и мух-то нету!». Подобрал начищенную до блеска серебряную тарелку и встал поближе к догорающему сапогу, чтобы посмотреть на источник боли, а заодно хоть себя увидеть – я ведь и вправду забыл, как выгляжу.
Долго смотрел, то так повернусь, то эдак, выворачивался, поворачивался, то ближе тарелку держу, то дальше. И вот пришло время делать выводы. Радовало, что я – не они, потому как я – вылитый хоббит, а они, бородатые, храпящие буки, напоминали одного важного, всеми уважаемого типа в красном колпаке, только были грязнее и воняли. Чем больше я думал о валяющихся кругом существах, тем больше проявлялись в моей истерзанной памяти их отличительные черты: грубость, обжорство, жадность, умелые руки. В отличие от спящих, тот, что в красном колпаке, был очень вежливым чистюлей, умным, но в чем-то и походил на этих: любил покушать, помахать кулаками, если надо… И откуда я его помню? Имя авторитета в красном колпаке скрывала черная пелена. Мозг работал с перебоями, как старый телевизор – показывать и говорить одновременно отказывался, он либо показывал, либо говорил, и все время шумели помехи: ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш…
Осторожно трогая шею, я обнаружил под правым ухом два одинаковых прокола. Хоть я и нифига не помнил, но версию с нападением пчел отмел сразу. Нагнулся к слабому огоньку в камине. Надо было рассмотреть рану. Вдруг что-то маленькое, похожее на палочку, выскочило из безрукавки и замерло между бугорками каменного пола. Предмет напоминал обычную шариковую ручку, толстую, с разноцветными кружочками и электронными часами, встроенными в корпус. Я сел на корточки и стал разглядывать находку, не прикасаясь к ней. Долго разглядывал; и пришла мысль. «ОЧЕНЬ ВАЖНАЯ ВЕЩЬ! – подумалось мне. – Мы как-то связаны, вот бы вспомнить, как именно… Вопросы, вопросы. Почему я ношу эту штуку? Какая от нее польза?». Я бы понял, зачем хоббиту нож, топор или электрошокер, учитывая разбросанных повсюду волосатых ребят с явно расшатанной психикой, но… Кто знает, до чего я мог дойти, будь у меня в распоряжении хотя бы десять лишних минут, но судьба распорядилась иначе.
– Зайчонок! Я нашла тебя! – хрипло обрадовались за спиной, и кто-то хватанул меня под мышки; я, к счастью, успел подобрать ценную находку. – Проспали мы с тобой, зайчонок, первую ночь после помолвки, проспали!
Выдыхая в затылок густой перегар, обладательница неженского голоса куда-то потащила меня. Я крепко сжимал в кулаке ОЧЕНЬ ВАЖНУЮ ВЕЩЬ, позволял себя нести, и размышлял. Думалось тяжело:
Перегар хриплой женщины бил в затылок и вообще оказался столь мощным, что я расслабился и думать перестал. Теперь меня все устраивало, включая полную неизвестность за спиной. Пока меня с пыхтением и сопением тащили по темным извилистым переходам, от одного поворота к другому, я разглядывал то бабушкины носки, то ОЧЕНЬ ВАЖНУЮ ВЕЩЬ и постепенно желание мыслить и задавать вопросы вернулось.
– Кто ты? – спросил я пыхтящую, наконец-то осознав, что давно надо было это узнать.
– Твоя сладкая Штрудель! – с любовью засипело в ответ.
– Хммм, а зачем ты меня тащишь? Я ведь и сам идти могу, – признался я.
Мы остановились; я слышал одышку и звук падающих в глубине тесных лабиринтов капель. Похоже и с этим вопросом я затянул, но ничего не поделаешь, лучше поздно.
– Я-то думала, после вчерашнего ты и головы не сможешь поднять, не то что… – медленно произнесли мне в затылок и отпустили; я ударился копчиком о каменный пол, а головой спружинил о мягкий живот. Было темно, мы находились в узком, сыром переходе. С трудом встал на ноги и решился на третий вопрос:
– Ты тоже заяц? – я вытянул руку и, как слепой, начал ощупывать ее густую, путаную бороду.