— Он просил твоей руки ещё год назад, — сказала мать. — Твой отец согласился, но мы решили не говорить тебе об этом, пока…

— Год назад?!

— Дитя моё, — госпожа д’Айен заметно волновалась, — ты сама сказала, что, не рассуждая, исполнила бы любую мою просьбу, но прежде чем попросить тебя о чём-то, я должна быть уверена, что действую только тебе во благо! Я совершенно не знала господина де Лафайета, но за этот год, поверь мне, я полюбила его, как сына…

— Мама! — Адриенна бросилась ей на шею и стала целовать в обе щёки. — Как я счастлива, мама!

После этого красноречивого выражения своих чувств она спросила, потупившись, когда же свадьба, и узнала, что через полгода.

— Но это значит… что мне тоже придётся покинуть вас и сестёр, как Луизе?

— Нет-нет, — поспешила успокоить её госпожа д’Айен, — я настояла на том (и твой отец со мной согласен), что первые несколько лет вы поживёте у нас. Господин де Лафайет ещё так молод… И потом, ему, возможно, придётся уехать в свой полк, куда он зачислен лейтенантом…

Если Адриенна и расслышала последние слова, то, скорее всего, не поняла их. Весь день с её лица не сходила счастливая улыбка, и даже вечером, когда она молилась перед сном, губы шептали привычные слова, но мысли были не о небесном блаженстве, а о земном.

Зиму они провели в Версале. Луиза часто приезжала в особняк отца, потому что сёстры пока ещё не могли встречаться с ней при дворе, не будучи там представлены. Весной вернулись в Париж и стали готовиться к свадьбе. Лафайет на правах жениха почти каждый день бывал в отеле Ноайлей на улице Сент-Оноре. Сёстры Адриенны (самой младшей было шесть, а старшей десять) полюбили его, потому что он разговаривал с ними, как с большими, и всегда радовались его приходу.

Одиннадцатого апреля 1774 года вся семья собралась в домовой церкви; герцог д’Айен повёл к алтарю свою дочь, чтобы вложить её маленькую ручку в широкую ладонь наречённого сына.

— Мари Жозеф Поль Ив Жильбер, — вопросил священник, — желаешь ли ты взять присутствующую здесь Мари Адриенну Франсуазу в законные супруги и жить с ней согласно Божьему закону в освящённом браке?

— Да, — ответил Лафайет.

— Обещаешь ли ты любить её, утешать, почитать в болезни и здравии и, отказавшись от всякого иного союза, сохранишь ли ей верность до самой смерти?

— Да, обещаю.

Обратившись к невесте, священник задал ей те же вопросы, и Адриенна ответила «да». После этого Лафайет повернулся к ней и, глядя на неё сверху вниз (хотя она специально надела туфли на больших каблуках, чтобы казаться выше), торжественно произнёс:

— Я, Мари Жозеф Поль Ив Жильбер дю Мотье, маркиз де Лафайет, объявляю, что беру тебя, Мари Адриенну Франсуазу де Ноайль, в законные супруги с нынешнего дня, в радости и горе, в богатстве и бедности, в здравии и болезни, чтобы любить и беречь тебя, пока смерть не разлучит нас, и в том клянусь тебе перед Богом и людьми.

Адриенна повторила эту клятву, каждое слово которой отзывалось в её сердце.

— С этим кольцом я беру тебя в жёны; моё тело отныне принадлежит тебе, и с тобой я буду разделять все мои блага земные!

Жильбер без труда надел кольцо на её тонкий пальчик, но после вздохнул с облегчением, и она поняла, что он очень волновался, боясь сделать что-нибудь не так.

— Что Бог соединил, человек да не разлучает. In nomine Patris et Filii et Spiritus sancti. Amen.[2]