Единственное, что ей не нравилось, это выходные. По выходным к другим детям всегда приезжали родители, привозили им угощение. Лиза завидовала своим подругам, наблюдая, как их увозили на пикники и они пропадали там целый день. Ее мать появлялась только пару раз, разделяя посещения с отцом, и в эти приезды у нее постоянно было плохое настроение. Лиза могла предсказать это, только увидев мать, выходящую из автобуса. По ее взгляду издалека Лиза уже знала, каким будет день.
Однажды, пропустив несколько выходных, мама приехала на машине с каким-то незнакомым мужчиной. «Познакомься, это дядя Сергей, ― сказала она, ― мы тебя заберем и поедем в деревню, в магазин, я куплю тебе что-нибудь вкусное». Лиза обрадовалась. Она неловко оглянулась назад, чтобы посмотреть, заметили ли другие ребята, что ее тоже забирают.
На пути в соседнюю деревню, во время двадцатиминутной поездки, мать проявляла нарочитую, неестественную, несвойственную ей заботу. У Лизы возникло ощущение, что она лишь хочет произвести впечатление на этого незнакомого дядю, показать, какая она хорошая заботливая мать. «Ну как у тебя дела, Лизонька? ― слащавым голосом спрашивала она. ― Сейчас мы пойдем в магазин, что тебе купить?» ― «Я хочу клубнику, если можно, пожалуйста», ― отвечала Лиза.
Дядя припарковал машину возле местного гастронома, мать сказала: «Ты посиди здесь, мы сейчас вернемся». Лиза осталась сидеть в машине на заднем сиденье, смотря прямо перед собой. Время шло медленно. Для ребенка время всегда идет иначе, чем для взрослого. Они не возвращались. Долго. Через какое-то время у Лизы началась паника. Первая паника в ее жизни. Такого еще с ней не было. «Они меня бросили, ― в страхе думала Лиза, ― зачем я ей теперь нужна, если у нее есть этот дядя? Может быть, они за мной вообще не вернутся!» Паника, охватившая девочку, испуг, беспомощность в чужой машине и в незнакомом месте, парализовали ее. «Что бы делала Вета на моем месте?» ― судорожно думала Лиза.
– Да ты чего, успокойся, сейчас придут, ― услышала она голос Веты в своей голове.
– Ну да, наверное, точно придут, они же машину не оставят! ― подумала Лиза. ― Вот буду я здесь сидеть, дай-ка я запру двери, за машиной они точно придут… Это же Волга! ― успокоилась девочка.
Мама с дядей вернулись через полчаса с двумя большими сумками продуктов, из которых, сев в машину, мать достала только пакетик с клубникой и отдала его Лизе. «Кушай, моя доченька», ― сказала она.
Как-то летом, кажется 1989 года, точно не помню, в конце августа, прямо перед началом школы, когда Лизу забрали после очередной смены в пионерском лагере, ее мать на даче упала с дерева, собирая вишню для варенья. Русский народ знаменит своими закатками, закрутками и разносолами. Одно плодовое дерево могло кормить семью всю зиму. Хотя, к концу 80-х сварить это варенье тоже стало непросто. Сначала нужно было отстоять очередь за сахаром, а продавали его только по 2 килограмма в одни руки. В стране был введен «сухой закон», и правительство боялось, что люди сами начнут делать алкоголь из ягод и сахара, так называемую брагу и самогон. Многие советские семьи имели приусадебный участок, который все называли «дача» или «сад». Обычно эти участки выделялись от предприятий, где работали люди. Так и у Лизиного дедушки была четверть акра земли недалеко от города.
Дача ― это место, где люди должны отдыхать от городского стресса, набираться энергии на лоне природы, наслаждаться свежим воздухом и пейзажем. Но многие проводили отпуск в садах и на дачах, копаясь в огородах и у них не было времени отдыхать. Что вырастили ― то и поели. Что не могли съесть ― закручивали в банки на зиму. Существенное подспорье в продуктовом дефиците. Женщины закатывали огурцы, помидоры, перец, джемы, варенье. Это была бесконечная постоянная работа.
Взрослые всегда брали с собой детей, потому что дети были свободной рабочей силой. Начиная с трех лет и до бесконечности. Если вы хотели заготовить на зиму или приготовить и поесть сейчас грибы или ягоды ― чернику, землянику ― то с раннего утра вся семья шла в лес, обычно на пять-шесть часов, собирая грибы и ягоды в большие ведра. Не было времени насладиться ароматом леса, красотой природы, травой и цветами летом и красочными листьями осенью. Все, что вы делали ― работали. Согнувшись в три погибели или на корточках, все дружно шарили по кустам и в траве, искали-собирали синявки-сыроежки, маслята, подосиновики, волнушки, лисички, грузди, опята, и, если повезет, белые грибы.
Лиза очень любила свежие ягоды. Не в силах удержаться перед их соблазнительным ароматом, она пряталась и ела то, что собирала, пока это не заметили. «Какая ты эгоистка! Как тебе не стыдно! Мы все собираем, а ты ешь», ― ругалась на нее мать.
Ну так вот. Для приготовления вишневого джема мать залезла на высокое дерево и поскользнулась на ступеньке старой деревянной лестницы. Ее нога застряла в пролете и лодыжка была сломана в нескольких местах. Дедушка был хозяином единственной в семье машины и этого летнего домика рабства. Он отвез ее в больницу, где ей предстояло несколько серьезных операций. Лиза была приговорена к тому, чтобы жить с бабушкой и дедушкой следующие несколько месяцев.
Их квартира находилась на другом конце города. В Советском Союзе не было школьных автобусов, дети добирались на общественном транспорте, наравне со взрослыми. Чтобы вовремя успеть в школу, уже двенадцатилетней Лизе нужно было выйти из дома в шесть утра. Каждое утро бабушка кормила ее противной овсяной кашей.
За эти несколько месяцев Лиза узнала, что такое настоящая армия. Каждый день с дедами был расписан по минутам. Тут тоже не было ни улыбок, ни объятий, ни приятных слов.
Все начиналось с шести утра, когда ее заставляли есть жесткую грубую овсяную кашу с медом. Неужели нельзя придумать какой-то вкусный завтрак? После этого ― бесконечная автобусная поездка в школу и обратно.
С трех часов начинались домашние обязанности, расписанные поминутно ― уборка, утюжка формы, пионерского галстука и так далее. В пять часов, за час до ужина ― домашние уроки.
После ужина, с 19:30 ― тренировка скорости чтения. Дед смотрел фильм или передачу, в конце программы он подзывал Лизу, она должна была бежать с маленьким стульчиком и начинала читать титры, а дед с важным видом смотрел на секундомер. Она возненавидела этот телевизор, и стульчик, и секундомер, и деда. Строка титров быстро бежала вверх, исчезая за границей экрана, набегала следующая. Запинаясь и путаясь, она пыталась вспомнить предыдущую, а уже нужно читать новую… Лизу начинала охватывать паника, она чувствовала, что не успевает, а буквы двоились и расплывались из-за застилающих глаза слез. Некоторые и без того дурацкие и сложнопроизносимые фамилии в титрах становились и вовсе нечитаемыми. Это была ужасная унизительная бессмысленная ежедневная пытка, которая вызывала в ней только ненависть и отвращение к чтению.
Ровно в 20:30 ― в кровать. В кровати нельзя было ни кашлять, ни ворочаться, ни елозить.
У них в доме были свои правила, которые претили Лизе. И эти правила вообще не обсуждались. Существовал строгий запрет на косметику, даже своей жене дед не разрешал пользоваться помадой, не говоря уже о двенадцатилетней внучке. Однажды, увидев тональный крем, неловко нанесенный Лизой, он затащил ее в ванную и размазал косметику по лицу. «Чтобы смыла это дерьмо с лица немедленно!» ― потребовал он. Бабушка никогда не приходила к ней на помощь. Она просто стояла там и издалека смотрела презрительным взглядом, как будто Лиза была какой-то шлюхой.
Ей исполнилось уже двенадцать лет. Это драгоценное время в жизни каждой девочки важно для самопознания и воспитания любви к себе, для признания изменений в своем теле и становления себя в мире. Лиза никогда этого не испытала, так как все это было под запретом в доме деда. Ни у кого не было времени на этот бред.