Опели, старшая советница Верховного Совета Католиса, молодая светловолосая женщина, шла сразу за лордом Виреном и несла зажжённый факел для церемонии огненного погребения. Её обычно спокойное и приятное лицо было искажено гримасой гнева, которую она не могла толком скрыть.

– Устраивать погребение практически сразу – это безумие, – прошипела она на ходу – так, чтобы расслышал только Вирен. – Нашему народу всегда позволялось прощание с усопшим монархом в течение семи закатов. А вы им и одного заката не дали.

– Я понимаю ваше возмущение, Опели, – ровно отвечал лорд Вирен, не оборачиваясь. – Однако же во времена войны и кризиса в дело вступают иные законы. Неразумно было бы дать народу целую неделю на то, чтобы бессмысленно рыдать над королевским гробом. Нам нужно двигаться вперёд.

– Попрощаться с умершим как подобает – совсем не означает бессмысленно рыдать, – нахмурившись, резко возразила Опели. – Соблюдение традиций даёт людям утешение, чувство завершения процесса. Вмешиваться в традиции означает нести в народ беспокойство и смуту.

– Завершить процесс – единственное, что сейчас важно, – ответил лорд Вирен, ставя точку в разговоре.

Шествие прошло по всему верхнему городу, потом по предместьям, потом потекло в глубокий каньон. Многие века королей и королев Католиса хоронили в Долине Гробниц, хотя не каждый монарх удостаивался там упокоиться – только самые славные и любимые народом. По пути погребальной процессии по сторонам каньона высились огромные каменные статуи, нависая над движущейся цепочкой людей.

Сорен и Клаудия тоже шли в процессии рука об руку, минуя крипты и памятники. Оба они уже бывали в Долине Гробниц, но это место всякий раз поражало воображение с новой силой. Сорена шатало от усталости: бессонная ночь, полная сражений, давала о себе знать. Он невольно закинул руки за голову и потянулся, с трудом подавив зевок: всего пару часов назад он наносил и принимал удары.

Клаудия, шедшая рядом, нахмурилась.

– Выше голову, Сорен. Веди себя подобающе.

– Знаю… просто ночь выдалась очень уж длинная, – прошептал в ответ её брат.

– На вот, выпей это, – сестра вынула фляжку из кармана плаща, отвинтила крышку и налила в неё немного тёмной жидкости. Сорен скептически понюхал содержимое.

– Что это такое и с чего бы я должен его пить?

– Моё изобретение. Я назвала его «Горячее коричневое утреннее зелье», – с лёгкой улыбкой объяснила Клаудия.

Сорен сделал крошечный пробный глоток – и глаза его расширились от удовольствия. Всё остальное он заглотил одним длинным глотком.

– Клаудия, это нереально вкусно! – признался он. – И действует почти мгновенно, я словно из гроба встал. Налей мне ещё.

Клаудия снова наполнила крышку, и он выпил вторую дозу – на этот раз вдумчиво, смакуя.

– Оно не только даёт энергию, оно ещё и на вкус что надо! Мне показалось – или там есть нотки каменной груши? И цветочные ароматы тоже, причём сразу несколько.

Сорен оглянулся на сестру – та смотрела на него изумлённо, будто он вдруг заговорил на зедийском.

– Что такое? Ты же знаешь, что у меня очень тонкий вкус.

– Гм… Ну, раз ты так говоришь, пусть там будут всякие нотки, – согласилась она, пожав плечами. – Я там замечаю только нотки горячего и коричневого. То, что надо.