Я даже не понял, чего ответить, когда она так сказала. Только стоял пару минут, как пришибленный.

– В школу надо, – говорю. – Ты же в постановке этой хочешь играть, правда? Бенедикта Арнолда?

– Нет.

– Хочешь-хочешь. Еще как хочешь. Ну пошли, давай, – говорю. – Во-первых, я никуда не еду, я же тебе сказал. Я иду домой. Пойду домой, как только в школу тебя отведу. Но сначала зайду на вокзал, заберу чемоданы, а потом прямиком…

– Я сказала, не пойду я ни в какую школу. Ты куда хочешь, туда и иди, а я в школу не пойду, – говорит. – И сам заткнись. – Это она мне впервые заткнуться сказала. Жуть как звучит. Господи, ну какая жуть же. Фиговей, чем ругаться. И не смотрела на меня по-прежнему, а только я руку ей на плечо положу или как-то, она вырывается.

– Слышь, а погулять не хочешь? – спрашиваю. – До зоосада, а? Если я тебе сегодня разрешу в школу не ходить, а пойти гулять, ты фигней этой маяться не будешь?

Она не ответила, поэтому я опять:

– Если я тебе дам прогулять сегодня, и мы пройдемся, ты кончишь фигней маяться? И завтра, как нормальная, в школу пойдешь?

– Может, пойду, а может, и нет, – говорит. А потом как рванет через дорогу, даже не посмотрела, машины там или как. Совсем чеканутая иногда.

Только я за ней не пошел. Я знал, что это она за мной двинет, и почапал на юг, к зоосаду, по той стороне улицы, что возле парка, а она пошла туда же по другой, на фиг, стороне. Даже не смотрела на меня вообще, но я прикидывал: наверно, косяка-то все-таки давит, куда я пойду и всяко-разно.

В общем, так мы всю дорогу до зоосада и шли. Я только задергался, когда двухэтажный автобус подъехал и мне ее на той стороне видно не стало, где, на хер, она вообще. Но когда до зоосада дошли, я ору ей:

– Фиби! Я в зоосад иду! Пошли давай! – Она даже не глянула на меня, но сразу видать – услышала, и когда я стал спускаться по зоосадной лестнице, оглянулся, вижу: дорогу переходит, за мной следом и всяко-разно.

В зоосаде толпы не очень было, потому что день какой-то паршивый, только возле бассейна с сивучами немного кучковалось и всяко-разно. Я двинул было дальше, а Фиби остановилась и стала такая прикидываться, будто ей интересно, как этих сивучей кормят, – парень в них рыбой швырялся, – поэтому я вернулся. Прикинул, что нехило бы сейчас с ней помириться и всяко-разно. Подошел и встал вроде как у нее за спиной, и руки на плечи ей положил так, а она коленки согнула и поднырнула от меня подальше – иногда наглая она такая, если ей в жилу. И стояла так, пока сивучей кормили, а я стоял у нее за спиной. Ни руки на плечи больше ей не складывал, ничего, потому что положи – и она от меня точняк слиняет. Малявки уматные такие. С ними за собой глаз да глаз нужен.

Когда мы от сивучей ушли, она рядом идти не захотела, только держалась все равно где-то близко. Шла как бы по одной стороне дорожки, а я по другой. Не слишком роскошно, но всяко лучше, чем за милю от меня, как раньше. Мы пошли посмотрели медведей на этом их холмике, только смотреть было особо не на что. Наружу там вылез только один, белый. Другой, бурый, сидел в своей, на фиг, берлоге и вылезать не хотел. Только пердак видать. Возле меня пацанчик стоял, у него ковбойская шляпа на самые уши наехала, так он все время канючил штрику своему:

– Па-ап, ну пускай он вылезет. Пускай вылезет, а?

Я глянул на Фиби, только она такая не засмеялась. Сами знаете же, как малявки злиться могут. Ни смеются, ничего.

Потом мы ушли от медведей, вообще из зоосада, перешли аллею в парке и залезли в тоннель такой маленький, там всегда воняет так, будто нассали. Через него к карусели идти надо. А Фиби такая со мной по-прежнему ни разговаривала, ничего, но теперь вроде как хоть рядом шла. Я зацепил ее за хлястик на пальто, просто от не фиг делать, только она не дала. Говорит такая:

– Не трогай меня своими лапами, а? – Все еще злилась. Но уже не так, как раньше.

В общем, мы все ближе и ближе к карусели подходили, уже слышно, как эта чеканутая музыка играет, которая там всегда. Играет «О, Мари!»[45]. Ее тут и лет полста назад крутили, когда я совсем еще мелкий был. Вот путёвая фигня с каруселями – там всегда одни и те же песни крутят.

– Я думала, карусель на зиму закрывают, – Фиби такая говорит.