– Сдается мне, настанет такой день, – говорит, – когда ты вынужден будешь задуматься, куда тебе идти. А затем тебе надо будет нацелиться в эту сторону. Только сразу же. Нельзя будет терять ни минуты. Тебе, по крайней мере.

Я кивнул, потому что он прямо на меня таращился и всяко-разно, но я не сильно просекал, о чем это он. Мне нормально так казалось, что секу, только я не очень тогда был уверен. Слишком, на хер, утомился.

– И не хотелось тебе говорить, а надо, – говорит, – но сдается мне, что, как только у тебя возникнет более-менее четкое представление о том, куда ты хочешь идти, первым твоим шагом будет примениться в школе. Придется. Ты же ученый – нравится тебе эта мысль или нет. Ты влюблен в знания. И мне сдается, что ты поймешь, преодолев всех этих мистеров-винусов и их навыки ре…

– Мистеров Винсонов, – говорю. Он имел в виду всех этих мистеров Винсонов, а вовсе никаких не Винусов. Хотя не надо было его перебивать.

– Ладно, мистеров-винсонов. Преодолев всех этих мистеров-винсонов, ты начнешь приближаться – то есть, конечно, если захочешь, если будешь искать и ждать их, – к тем сведениям, которые станут очень и очень дороги твоей душе. Среди прочего, ты обнаружишь, что не тебя первого сбивает с толку, пугает и даже отвращает человеческое поведение. Ты взволнованно и возбужденно поймешь, что в этом ты никоим образом не одинок. Многие множества людей уже бывали в таком же нравственном и духовном смятении, как ты сейчас. К счастью, некоторые оставили свидетельства этих своих смятений. Ты станешь учиться у них – если захочешь. И настанет такой день, когда кто-то станет учиться у тебя – и если тебе будет что предложить. Это прекрасно и взаимно устроено. И дело не в образовании. Дело в истории. В поэзии. – Он умолк и неслабо отхлебнул. Потом снова начал. Ух как же его распирало. Хорошо, что я его ни перебивал, ничего. – Я не пытаюсь тебе сказать, – говорит, – что подарить миру нечто ценное способны лишь образованные и ученые люди. Это не так. Говорю я вот что: образованные и ученые люди, если они люди блистательные и творческие, а это, к сожалению, редкость, – скорее способны оставить эти более ценные свидетельства, нежели люди просто блистательные и творческие. Они выражаются яснее, им обычно свойственна страсть доводить всякую мысль до конца. И, самое важное, в девяти случаях из десяти в них больше смирения, нежели у мыслителя неученого. Ты вообще следишь за нитью?

– Да, сэр.

Он опять сколько-то ничего не говорил. Фиг знает, приходилось вам так или нет, но это ж вроде как трудно – сидеть и ждать, когда кто-нибудь что-нибудь скажет, пока они думают и всяко-разно. Я сильно старался не зевнуть. Не то чтобы мне скучно было или как-то, фиг там, но мне вдруг жутко захотелось спать.

– Академическое образование даст тебе и кое-что еще. Если ты его не сразу бросишь по пути, оно тебе начнет подсказывать, каков размер твоего разума. Что ему будет впору, а что – может, и нет. Через некоторое время ты осозна́ешь, какие мысли подходят твоему разуму. С одной стороны, это может сэкономить тебе невероятно много времени, иначе потраченного на примерку идей, которые тебе не идут, не к лицу. Ты начнешь постигать свои подлинные размеры и одевать свой разум соответственно.

И тут ни с того ни с сего я зевнул. Вот гадство, грубиян, но что ж я тут мог поделать!

А мистер Антолини только рассмеялся.

– Пошли, – говорит и сам встал. – Застелим тебе диван.

Я пошел за ним – к этому шкафу, где он попробовал вытащить с верхней полки простыни и одеяла, и прочую фигню, только со стаканом в руке ему не удавалось. Поэтому он все выпил, поставил стакан на пол и только после все снял. Я помог перетащить все это к дивану. Мы его вместе застилали. У мистера Антолини это не очень путёво получалось. Ни заткнул ничего никуда, ни как-то. Мне-то наплевать. Я б и стоя заснул, так я утомился.

– Как все твои женщины?

– Ничего. – Паршиво я беседу поддерживал, только не в струю мне было.

– Как Сэлли? – Эту Сэлли Хейз он знал. Я их как-то познакомил.

– Нормально. Сегодня я с ней на свиданку ходил. – Ух, а казалось, что лет двадцать назад! – У нас с ней уже не очень много общего.

– Чертовски привлекательная девушка. А как та другая? Ты мне про нее рассказывал, из Мэна?

– А – Джейн Гэллахер. Нормально. Завтра я ей, наверно, звякну.

Тут мы уже диван и застелили.

– Все в твоем распоряжении, – говорит мистер Антолини. – Только не знаю, что ты будешь с этими своими ножищами делать.