У Макконвилла вырвался вопль ярости и боли; за бочками послышался грохот падающего тела. Не в силах двинуться с места, Ли смотрел на свирепую битву хлещущей, вьющейся кольцами, корчащейся змеи с маленьким, напрягшимся как струна зайцем, чьи когти скребли по доскам. Эстер не за что было ухватиться – ни густой травы, ни пружинистых корней, только голые, скользкие доски, а весила она вдвое меньше, чем змея. Ли вместе с ней ощущал гнев и силу вражеского деймона, кидавшегося из стороны в сторону в попытке вырваться из заячьих зубов.

– Давай, девочка, давай, – прошептал Ли. – Держи ее крепче…

И она вгрызлась еще глубже, смыкая дрожащие челюсти, скользя и скребя, но все же кусая, и таща, и волоча – и оттаскивая деймона все дальше от его человека.

Вопли Макконвилла были ужасны. Он бился и извивался на полу: Ли слышал, как его ногти царапают доски, как сапоги стучат по полу. Рев и стоны заполнили склад. Сам воздух, казалось, пропитался ими. Наконец он, шатаясь, показался из-за бочек – и тогда Ли выстрелил.

Макконвилла швырнуло на подоконник, потом он сполз на пол. Его деймон обмяк и повис в зубах Эстер, но она продолжала тащить его прочь, теперь это было гораздо легче.

– Нет… нет… нет… чертов заяц, не надо… не делай этого, – всхлипывал и умолял Макконвилл.

Лицо у него стало цвета грязной бумаги, глаза вылезли из орбит, рот превратился в кровавую рану.

– Ты убил Майка Мартинеса и Бродеса Винсона из засады, как последний подонок, – сказал Ли, – а потом сказал юному Джимми Партлетту, что он трус, чтобы заставить драться с тобой. Ты – кусок дерьма, Макконвилл, и это твой конец.

И он прострелил ему сердце.

Деймон-змея исчез. Эстер захромала назад, к Ли: он подхватил ее, поднял, поцеловал и прижимал к себе, пока ее не перестало трясти.

– Подвинься, – прошептала она, наконец. – Еще десять секунд, и ты будешь сидеть в луже рыбьего жира.

– Тут-то и начнутся наши проблемы, Эстер, – проворчал Ли, кое-как поднимаясь на ноги – и надо сказать, вовремя.

Он осторожно пошевелил левой рукой – и обнаружил, что может это сделать, – сунул револьвер обратно в кобуру и пошел за ружьем.

Выглянув в окно, он увидел, что команда шхуны задраивает люк на носу шхуны – видимо, весь груз был уже в трюме. Однако на палубе под куском парусины лежало мертвое тело, а на набережной Йорек Бирнисон, грозно упираясь лапами в мостовую, сдерживает толпу, возглавляемую Поляковым, который что-то вещал. Ли слышал гудение его голоса, но слов разобрать не мог. Кажется, тот убеждал горожан выступить всем вместе и атаковать шхуну. К счастью, живой медведь остановил бы и более храбрую толпу. И даже более безумную.

Ли слышал, как пыхтит вспомогательный двигатель на шхуне, и видел дым, поднимавшийся из трубы на палубе. Судно было почти готово к отплытию.

Спустившись на первый этаж склада, он увидел хаос: разорванные, разбросанные во все стороны тюки шкур, сломанные балки и доски. Огромная стальная дверь валялась у входа.

Ли вышел на солнце и зашагал к медведю.

– Ну, Йорк Бирнисон, проблема наверху ликвидирована, – сказал он.

Громадная морда повернулась к нему, черные глазки блеснули из-под железного гребня. В голове у Ли все поплыло, он пошатнулся, но пасть молниеносно распахнулась, зубы схватили его за пальто и мягко вернули в вертикальное положение.