В манеже успехи Андрея оказались намного скромнее. Взобраться на лошадь у него получалось, но вот потом приходилось прилагать массу усилий, чтобы удержаться в седле. До джигитовки ли тут?

А вот фехтование понравилось. Ни о какой классической итальянской школе речи не шло, для её освоения нужны годы, но Селивёрстов объяснил новому товарищу, что есть собственно фехтование – приёмы с отточенной техникой, постановкой ног, корпуса, рук и прочая. С экономными движениями в нападении и защите, где все рассчитано и отработано до миллиметра. А есть рубка, где на первое место выходят напор, сила, тяжесть оружия. И ловкость бойца.

Андрей, научившийся владеть своим телом и в рукопашном бою, и при полётах на дельтаплане, быстро оценил преимущество такой манеры ведения боя. С рапирой он лишь слегка поиграл, восхитился изяществом оружия, но быстро отложил в сторону. А вот сабля пришлась ему по вкусу. Тяжёлый клинок со свистом рассекал воздух, с одного удара разваливал пополам крепенький кочан капусты. Это было оружие настоящего мужчины. Недаром к парадной форме жандармов придавалась сабля – это был не только символ…

Никодиму Митрофановичу рукопашный бой, коим худо-бедно владел Сосновцев, не понравился. Больно много выкрутасов, заявил он, и остался верен любимому аглицкому боксу. Но помочь Андрею овладеть искусством саблиста согласился, и теперь Андрей регулярно появлялся в фехтовальном зале. Упражнялся с оружием, или проводил тренировочные бои с наставником на эспадронах.

Работа в Мальцевском ремесленном училище много времени не занимала. Сосновцев проводил несколько уроков с молчаливыми, старательными отпрысками из небогатых семей, мечтавшими стать столярами и плотниками. Мальчишки, сопя, выполняли чертежи, Андрей поправлял, ставил оценки, да и отпускал недорослей восвояси. Основная их учёба происходила в мастерских, под присмотром опытных мастеров.

А вот вторая половина дня полностью принадлежала Андрей, и он проводил всё своё свободное время со штабс-капитаном. Это устраивало Сосновцева. Ну к кому бы он ещё пошёл в этом чужом для него мире? Не к Постышеву же, право. На чашку чая. А Селивёрстов водил Андрея по Владимиру, показывал старинный город. Досуг его был неограниченным, знания о родном городе – энциклопедическими. Всё складывалось как нельзя лучше, но однажды…

Как-то в воскресенье, Андрей уговорил-таки Никодима Митрофановича сводить его к эллингам. Аэродром располагался за Солдатской слободой, севернее Вокзальной рощи. Это была закрытая зона, а вот в стороне, за Стрелецким оврагом, власти выделили поле для любителей планеризма и прыжков с парашютом. Место это во Владимире называли авиапарком, и открыт он был лишь по выходным. Серьёзно парашютизмом или планёрами здесь не занимались, всё ограничивалось аттракционами. Но народу, по слухам, всегда было множество. А у Сосновцева душа зудела, так хотелось вновь – пусть ненадолго, пусть шуточно – окунуться в воздушную стихию! Почувствовать парение, свободный полёт…

– Глупости всё это, Андрей Павлович, – морщился Селивёрстов. – Идёмте-ка лучше в спортзал. Или на стрельбище…

– Но ведь вы там никогда не были! – восклицал Андрей. – А кто говорил, что попробовать нужно всё?

– Имелись в виду серьёзные вещи, достойные настоящего мужчины, – строго поправил штабс-капитан.

– Я слышал, сейчас в армии появляются десантно-парашютные части, – как бы мимоходом проронил Сосновцев. – Сбрасывают бойцов с парашютами в тылу врага, проводят операцию. Для противника всё это, естественно, совершеннейшая неожиданность…

Ничего о подобных подразделениях на самом деле он не знал, может, и не было ещё таких. Но ход был беспроигрышный. Всё, что касалось армии, для Селивёрстова представлялось крайне серьёзным.

– Хорошо, уговорили, – чуть раздражённо ответил он. – Но не надолго, только посмотрим и пойдём обедать.

– Договорились, – облегчённо выдохнул Андрей.

Собственно, аттракционов было два. Первый – двухместный планер, установленный в направляющем желобе. К аппарату были приделаны пружинные тяги. В планер садились двое – желающий из публики и инструктор. Служащие натягивали лебёдками пружины, и словно из гигантской рогатки выстреливали лёгкий самолётик. Поскольку желоб имел положительный угол наклона, планер взлетал и парил недолгое время над авиапарком.

Особого управления летательный аппарат не требовал, высоту набирал небольшую, а садился на специально оборудованную площадку. Аттракцион был совершенно безопасен, но пассажиры, как правило, визжали от восторга.

Вторым номером значилась сорокаметровая вышка. Наверху был закреплён раскрытый купол парашюта. Посетитель, закрепив на себе лямки со стропами, прыгал с вышки и получал иллюзию парашютирования. Там тоже слышались визг и смех. У обоих аттракционов толпились смеющиеся люди.

– Ну что, Никодим Митрофанович, с чего начнём? – азартно спросил Сосновцев.

– Но милостивый государь, это ж ерунда полная! Притом, небезопасная, на мой взгляд.

– Ни малейшего риска, господин штабс-капитан. Да и когда это опасность останавливала русского офицера?!