– Нет.

– Угу. А с другой–то стороны… Это ж какую уйму людей тебе надо услышать, сохранить и спасти! Одному… Тяжело?

– Привык, – коротко ответил Бог, выбивая трубочку в костёр.

– Не-е, – недоверчиво протянул Иван Фёдорович. – Как тут привыкнешь. Мне, вон, моя иной раз, вечером, на кухне, после стопарика, как начнёт в грехах своих каяться, обсказывать всё… А я ей говорю: не, Сергевна, ты это, давай–ка, я лучше не буду слушать. И мне, – говорю, – спокойней, и тебе потом стыда не будет. Да и надо оно мне – чужие грехи нянчить? Со своими не знаешь чего делать…

– Так ты б не грешил, – вставил Бог. – Чего проще–то.

– А?.. Ну ты скажешь, тоже… Тебе легко говорить, ты – безгрешен. А тут не знаешь, с какой стороны вдарит.

Гроза не унималась. Гром то исподволь погромыхивал, то ревел канонадой. Ветер метался и плясал вокруг, грозил поднять и унести, но сделать ничего не мог. Над головой, до самого неба, столбом стояло свободное от дождя пространство, в которое ни одна капля не смела залететь. Молнии низверзались на землю падшими ангелами; земля отвечала вздохами и, казалось, дрожала уже – до того была наэлектризована.

Странно это было, очень странно – сидеть на сухом и тёплом пятачке, у костра, в то время, как мир вокруг будто разрушался, падал в тартарары, проваливался в бездну несотворённости.

А Бог снял с огня засвистевший чайник, отставил в сторонку, подул на пальцы. Потом разлил по кружкам кипяток, протянул одну Ивану Фёдоровичу.

«Пакетик бы чаю, – подумал тот. – С бергамотом. Чего ж простой кипяток–то глыкать».

Однако, приняв из рук Господа обжигающую кружку, сразу уловил парящий горячий аромат чая. Или не чая. Сбора ли какого. Но пахло очень сладко и на всю ивановскую.

«Ну да, – кивнул он своим мыслям, – ему что вино из воды сделать, что чай… Мне бы так–то. «Дымовская», вон, в машине осталась похоронена…»

Воспоминание о водочке кольнуло в подреберье. Замелькали в голове картинки прошлого, которое теперь было таким далёким и невозвратным. Явились мысленному взору исполненные укоризны глаза жены. Услышался плач дочери. Заскрежетал в ушах подъёмник эвакуатора, взграмаздывающий на платформу покорёженную «десятку».

Всё кончилось, всё! Как будто и не было. А и было ли оно на самом деле?..

– Вернул бы ты меня обратно, а? – неожиданно для самого себя и беспокойно произнёс Иван Фёдорович. – Жену мне выходить надо. Дочь в сентябре родить должна. Говорят, сын. Внук, значит, у меня будет. Дача вечно не достроена. Кот у меня, Понтием кличут… А?

– Так а я что ж, – пожал плечами Бог. – Это ты сам решай.

– В смысле? – удивился Иван Фёдорович. – Ты ж меня прибрал.

– Не прибирал я тебя.

– Так мы чего, не в раю?

– А ты прямиком в рай нацелился? – улыбнулся Господь. – Нет, не в раю.