Она побежала в церковь, чтобы помолиться, и тут услышала боевой клич воинов снаружи, а стены замка сотряслись, когда твердыня была взята. Огонь свечей испуганно метнулся, двери распахнулись настежь, и она резко обернулась. Длинные волосы ее обвились при этом вокруг талии, совсем так же, как в тех журналах, которые она видела у Кэти. Высокий мужчина, ростом почти до потолка, крупными шагами устремился к ней. Он снял свой шлем — и точно огонь ударил ей в лицо, опалив ее своим жаром. Она почувствовала, что волосы ее горят, а когда взглянула вниз, то увидела, что ее белое платье превращается в безобразные черные и коричневые лохмотья…
Брин проснулась, замирая, вся в холодном поту. А странное трепещущее возбуждение где-то глубоко-глубоко внутри заставило ее застонать от стыда и смятения.
Морган бросил взгляд на дверь, услышав, как в нее постучали. Три коротких удара. Он подождал. Они собрались в гараже, у местной владелицы магазина, и блуждающий свет лампы, подвешенной над столом, освещал карту. С ним были еще двое, но никто из них не проронил ни слова. Наступила пауза, потом постучали еще три раза. Все расслабились, вздохнули с облегчением. Морган подошел к двери и приоткрыл ее.
— Кто там?
— Дип грин[2],— ответили снаружи.
Морган отступил назад, пропуская визитера. Затем бросил быстрый взгляд на погружавшуюся в сумерки улицу и, закрыв дверь, обернулся к посетителю. Это был маленький человек с жесткими волосами, источавший нервную энергию.
— Привет, Грег, — сказал Морган негромко. — Давненько не встречались. Рад тебя видеть с нами.
— И я тоже рад, — откликнулся Грег. Его маленькие глаза возбужденно блестели. — Ты знаешь, что тебе достаточно только сказать слово, Морган. В любое время, — прибавил он, нервно проводя рукой по рубашке на груди. Было что-то глубоко подобострастное в его голосе, что заставило двух других присутствовавших в комнате переглянуться с недоумением.
— Входи, входи, Грег. Это Клаус Грубер. — Морган показал на высокого блондина приятной наружности, который наклонил голову в знак приветствия. — А это Бруно. — Он не стал называть фамилию последнего.
Грег торопливо кивнул им, но не обратил на них особого внимания. Вместо этого он снова повернулся к Моргану и посмотрел на него обожающим преданным взглядом, как собака на своего хозяина. Чувствуя, что атмосфера становится тягостной, Морган молча уселся, глядя на Грега, который сделал то же самое.
— Джентльмены, — сказал Морган, — Грег — мой друг с давних пор. С очень давних пор, — добавил он негромко и увидел, что эти двое все поняли. Они почувствовали себя еще более стесненно. — Грег будет отчитываться только передо мной. И все вопросы, относящиеся к его… компетенции… будут решаться исключительно мной.
Остальные двое слегка расслабились, довольные, что им не придется работать вместе с этим вновь прибывшим членом организации. Человек, который походил на сбежавшего из сумасшедшего дома, не казался им идеальным товарищем. Но Моргана не беспокоило, что они думали. В то время как их побудительной силой была защита окружающей среды, для него самого самым главным был
— Ну, а теперь, — проговорил он живо, — к делу. Клаус, ты подал заявление о работе?
Немец кивнул.
— Да. И был принят.
— Неудивительно, — усмехнулся Морган, понимая, что лесть не повредит. — Ты один из лучших лыжников, которых я знал в жизни.
Клаус кивнул, но на его выразительном лице не показалось и тени улыбки. Он был лыжным инструктором с пятилетним стажем, а членом общества «Дип грин» — три года. Он восхищался Морганом, преклонялся перед ним, и если тот решил, что ему следует поступить на работу к Джермейну инструктором по лыжному спорту, то у него не было возражений. Он был уверен: Морган знает что делает.
И Морган знал.
— На рождественские каникулы Ванесса Джермейн приедет из колледжа домой. Она посредственная лыжница, и твоя задача — улучшить ее форму. — Он слегка улыбнулся, сказав это, и Клаус улыбнулся в свою очередь. — Но я хочу, чтобы ты сделал нечто большее, чем просто помог ей освоить технику скоростного спуска, — продолжал Морган вкрадчивым голосом. — Ванесса — очаровательная девушка. Ей скоро двадцать. Хороший возраст для скоротечного романа и разговоров на подушке.