— Я велел тебе не оставлять столицы! — замирая перед невесть чему радующимся бастардом, прошипел бывший златокузнец.
Шарль презрительно дернул плечом, всем своим видом демонстрируя, что с тем же успехом муж его тетки мог приказывать солнцу не всходить, а луне — приплясывать среди небес.
— Я ездил в аббатство Святого Эржена, — как ни в чем не бывало объявил юнец. — Ибо обещал щедрые дары покровителю нашего рода еще там, стоя лицом к лицу с абарами.
Элигий насторожился. Кому как не ему было знать, что именно близ аббатства скрывается затаившийся до времени Пипин. Но знал ли об этом Шарль? По всему, не должен был. Было предпринято все возможное, чтобы этот вертопрах не дознался.
И вот надо же, какая глупость! Ему самому никогда не приходила в голову идея просто так жертвовать Господу что-либо. Он готов был платить, дорого платить за исполнение задуманного. И платил не раз, так что даже прослыл щедрым человеком. Но отдавать тому, у кого все есть, да к тому же не слишком надеясь на результат — что за нелепое транжирство?!
Но все это пустое! Необходимо как можно скорее найти для Пипина иное убежище. Когда Мустафа вернется из Форантайна, следует послать его на ферму подготовить хозяйский дом для гостя. Там, в тишине лесов, среди ячменных полей никто не потревожит беглеца, а уж десятки его рабов-силачей не допустят к почетному узнику чужаков, как бы те ни звались. Эти выкупленные мавры и абары ни бельмеса не понимают на языке франков, будь ты сам кесарь, для них существует один закон — воля господина.
— Ну и как подношения? — наконец прервал он молчание. — Порадовал ли братию? Это они, что ли, тебя так отходили? — Элигий указал на затянувшуюся широкую царапину поперек щеки.
— Схватился с лесными разбойниками, — с глубоким равнодушием сообщил молодой воин. — И, надо сказать, Святой Эржен снова пришел на выручку.
— Что ж, хорошо, очень хорошо. О чем говорят в тех местах?
— Да все больше судачат о разбойниках, о том, что житья от них не стало и пора извести душегубов, всех до единого. Я отвез прошение смиренной братии в Реймс, архиепископ принял меня, обещал помощь и направил письмо государю с просьбой к Дагоберту послать сильный отряд, чтобы разобраться с лихоимцами.
Шарль расстегнул пару резных костяных пуговиц, вытряхнул из-за пазухи свиток.
— Отряд, — пробурчал мастер Элигий. — Можно подумать, у Дагоберта во дворе стоит десяток таких отрядов и только ждет, куда отправиться. Пусть местный правитель разбирается с разбойниками.
— Правителем был мой отец, а он невесть где, — с печальным вздохом, но гордо напомнил Шарль из Люджа, пряча свиток.
— Хорошо, — казначей придал лицу выражение, как ему представлялось, высокой государственной мудрости, и протянул руку. — Давай послание, я передам.
— Я сам отдам его. — Бастард продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. — Это мое дело.
Элигий пожалел, что рядом нет верного Мустафы. С каким бы удовольствием он приказал оглушить дерзкого юнца и ночью, когда город уснет, выкинуть в Сену. Когда б он не был так нужен, чтобы держать Пипина на привязи… Впрочем, теперь, похоже, на привязи нужно держать самого мальчишку.
— Ладно, — наконец выдавил он. — Сейчас я пойду во дворец, отправишься со мной. Мы попытаемся что-то предпринять для спасения аббатства и округи от лесных злодеев. И будь почтителен с государем.
Шарль смерил его насмешливым взглядом — уж точно не вчерашнему ремесленнику учить сына первейшего вельможи франкских земель хорошим манерам. Элигию хотелось резко ответить на эту молчаливую насмешку, но он сдержался. «Зачем множить распри? — подумалось ему. — Юнец горяч, и это хорошо. Такой не потерпит над собой ничьей власти, кроме, пожалуй, кесаря. А уж если заставить его подчиняться чужестранцу, то и вовсе может затеяться небольшой заговор. — Ему вспомнились вчерашние слухи, что якобы днем на Марсовом поле баронские войска едва не подняли мятеж против Рейнара. — Если дать смутьянам такого главаря, — он искоса поглядел на юного геристальца, — то в какой-нибудь лесной чаще нурсийского выскочку могут найти не совсем живым.
Гизелла взгрустнет немного, однако скоро утешится, а труп оплачут, похоронят, да и спишут на разбойников. А если докопаются до истины, то вся вина на Шарле. Стало быть, ему и ответ держать. Казначей же обязан печься лишь о государственной пользе, а не о всяких пустяках вроде сведения счетов между неразумными родичами».
— Запомни, — делая вид, что пропустил насмешку, с величественной назидательностью проговорил хранитель казны, — впредь ты не должен ослушничать. Я желаю тебе лишь добра, желаю видеть дуксом франкской армии. А далее — кто знает, и майордомом. Не препятствуй мне в этом замысле. Ибо молодость твоя и горячность способны истребить на корню плоды моих трудов.