Тарас отложил ноут и отодвинулся – мол, выходи.

Кира вскочила на ноги, одернула задравшуюся футболку и лямку лифчика, что съехала почти до локтя. Ну и видок. Небось еще опухшая вся. Ошалелая со сна. Кира приняла максимально расслабленный вид.

– Мне по учебе надо. Только что вспомнила. – Придумать, что именно ей нужно, она не успела. – Короче, я скоро.

И рванула к двери.

– А Эдик как?

– Тихо, он же спит, – шикнула Кира, выскочила в коридор, влезла в кроссовки и оказалась в подъезде до того, как сама поняла, что сбегает.

На улице уже темнело. День сокращался пока медленно, чуть ощутимо. Но все-таки ощутимо. Углублялись тени, с северной стороны двора в трещинах асфальта собиралась вода, березки стояли еще зеленые, а тополя уже пожелтели, начали сыпать листвой, побитой темными язвами. Дед говорил, что тополь – самый труженик, заслоняет людей от выхлопов и прочей гадости, поэтому опадает первым. Кира наклонилась и подобрала засохший лист. Тот хрустнул в пальцах. Сжала посильнее, и он осыпался сухой пылью.

Можно было сесть на троллейбус и поехать к «Флакону» – выпить кофе, сжевать тост с ореховой пастой. Или пойти пешком в сторону Гончаровского парка, пусть хилого и реденького, зато тихого. Сесть на самую дальнюю лавочку, смотреть, как на опустевшие беговые дорожки выходят собачники, ведут на поводках маленьких собак и больших, лохматых и нет, в комбинезонах и ботиночках – неизменно верных и довольных жизнью псов разных калибров.

У деда была жестокая аллергия на шерсть, но Кира так мечтала о щенке, что они попробовали завести королевского пуделя, самого неаллергенного на свете, тот тыкался носом в Кирину ладошку и пыхтел. А потом пыхтеть начал дед, таблетки не помогли, пришлось вызывать скорую с уколом. Щенка тут же вернули заводчикам. Кира плакала, но не по утраченному влажному носу, а от испуга и жалости – у деда было такое бледное и виноватое лицо.

«Вот съеду и щенка заведу», – отстраненно подумала Кира.

Она уже привыкла к этим мыслям. Вот съеду и выкрашу стены в белый. Вот съеду и выброшу весь этот сувенирный хлам, хранимый мамой как реликвия. Вот съеду и смогу приглашать друзей. И парней тоже. Только парней и буду приглашать. Вот съеду и куплю постельное белье из вареного льна. Если уж приглашать парней, то пусть все будет как на фоточках из «Пинтереста».

На завтрак мятый авокадо с яйцом. Или свежая булочка и кофе, сваренный в турке. Одежда вся оверсайз, и никто не скажет: что ты в мешок опять нарядилась? Ночные тусовки за черно-белыми фильмами, разговоры о поэтах-диссидентах. Активизм. Выставки для своих. Покраситься в седой. Проколоть верхнюю губу изнутри, чтобы над зубами два серебряных шарика. Завести щенка. Будет маленький, белый и очень пушистый. Самый пушистый из существующих. Ходить с ним в дог-френдли кафе. Есть там запеченный батат и бургеры с соевыми котлетами. Жить как в удачной сторис из инстаграма-миллионника.

О дивный новый мир, на который нужны деньги. Хотя бы чуть-чуть, чтобы хватило на переезд. А там уже пойдет. Главное, заявить о себе, сделать что-то громкое. Срежиссировать видео тупого блогера, чья жизнь – белые стены, одежда оверсайз и два серебряных шарика над зубами.

Кира села на лавочку у незнакомого подъезда, до которого успела дойти, яростно шагая. По запросу «Ховринская заброшенная больница» поисковик выдал ей шесть тысяч ссылок. Кира щелкнула по первой и принялась читать.

Сухая сводка из «Википедии». Недостроенное здание в Северном округе Москвы. Строительство началось в 1980 году, было приостановлено в 1985-м. С этого момента больница оставалась бесхозной, здание постепенно разрушалось. В октябре 2018-го власти округа должны приступить к сносу.

Кира прикинула – меньше месяца. Если Южину и правда нужен этот ролик, то стоит даже не спешить, а бегом бежать, пока там все не оцепили.

«Википедия» была строга и лаконична. Окончательно стройку заморозили в 1992 году, к тому времени все корпуса больницы достроили и даже начали завозить технику. Официальной версией остановки работ на финальном этапе стала нехватка средств. Еще бы, страна развалилась, бюджет вместе с ней – откуда у столицы деньги на такую махину? К статье прилагалось фото, странная архитектура здания притягивала взгляд. Трехлучевая звезда с разветвлениями на концах. Массивная, будто вытесанная из бетона, больница хмуро смотрела провалами окон. На фото сверху особенно четко вырисовывалась ломаная форма трёхуровневых крыш.

Лечиться в ней точно не хотелось. Кира представила, как больного привозят к подножию бетонного чудища, а оно распахивает пасть, готовое поглотить любого ступившего на порог. Поглотить и запрятать в переплетении коридоров. И через них, как через каменное нутро, наружу – в патолого-анатомическое отделение. Вон, стоит чуть в стороне, соединенное с основным монстром двухэтажным переходом – то ли мостом, то ли кишкой.

Кира смахнула фото и принялась читать дальше. На следующем абзаце поняла, чем брошенная больничка могла привлечь Южина. Сталкеры – многочисленные подростки, полные дури и жажды приключений, – стекались к ХЗБ со всех концов Москвы. Еще бы! Такой простор для фантазии. Хочешь – разрисовывай стены граффити. Хочешь – жги мусор по углам. Ходи себе по пустым кабинетам, пугайся шорохов, глазей по сторонам. Легенды выдумывай таким же, как ты, идиотам на радость. Нападения, несчастные случаи, ограбления, какой-то малолетний дурак, упавший в шахту лифта. Такие истории Южину как котику сметанка.

Только что снимать там в голых стенах?