В этот самый миг он беседовал с Тревором Найалом, который не пошел на собрание, а медленно ехал вдоль берега.
— Что я мог сделать? — С раздражением говорил Найал. — Вы думаете, мне нравится все это? Может быть, вы воображаете, что это доставляло мне удовольствие?
Джоб мусолил мокрый окурок.
— Сдается мне, не надо было отправлять на дело этого парня, Вашингтона, — сказал он. — Не понимаю, зачем вы это сделали. Нервный тип. Надо разбираться в людях. Следовало пришить его.
— Следовало, — согласился Найал. — Я и подумать не мог, что Вашингтон растает. Он был слишком жаден.
— Я рад, что она вернулась, — тихо проговорил Джоб. — Хорошенькая малышка, прямо картинка.
— Вы рады! — Тревор бросил на него мимолетный взгляд, даже не пытаясь скрыть удивления и негодования. Машина провоняла Джобом. Тревора раздражало, что приходилось выдерживать предельно любезный тон с этим типом. — Тогда не жалейте о потерянном золоте. Это неприятно, но что нам оставалось? Нам повезло, что мы вышли сухими из воды. Мы чисты, так возблагодарим за это звезды.
Джоб затянулся обслюнявленным коричневым окурком, выплюнул его на пол машины и придавил носком ботинка.
— Я-то не потерял золото, мистер Найал, потеряли вы.
— Какая разница? Если вы придумаете, как заставить администрацию вернуть его, ради бога. Когда я обещал вам долю Уорвика…
— А вы мне не обещали, мистер Найал. Мистер Уорвик сам отдал ее мне. Отдал все за милую душу.
Найал стиснул зубы. Он держал себя в руках, но внутри, стоило ему подумать о том, что наделал Уорвик, закипал неукротимый гнев. Что за глупое, бессмысленное, сентиментальное раскаяние? Слабый, истеричный, издерганный дурак, который не мог жить под гнетом собственных грехов. И это письмо больному старику, приведшее их всех к позорному концу, к унижению перед этим отъявленным негодяем, сидящим рядом.
А Джоб тем временем продолжал:
— Так вот, чтобы получить золото, мне достаточно предъявить администрации письмо мистера Уорвика. И им станет ясно, что произошло. Что золото было моим, а вы, мистер Уорвик и мистер Вашингтон прибрали его к рукам. Я думаю, правление поймет, что меня обвели вокруг пальца.
Если Найала и встревожили его слова, он не показал вида.
— Они наверняка вернут его папуасам или сдадут в управление государственных сборов. Могу поклясться, вы не увидите его.
Джоба, казалось, нимало не огорчила мысль о богатых папуасах.
— Что ж, но попробовать стоит, как думаете? — мягко спросил он.
— Уорвик уже сошел с ума, когда писал это письмо, — жестко отозвался Найал.
— Он был немного расстроен. Но я нутром чую: он знал, что делает. Нутром чую, знал он, что я буду отстаивать свои права. — Он повернулся и одарил Найала слащавой улыбкой. Глаза его хищно сверкали из-под темных бровей. — Я вот думаю, не нравилось ему это дело, в которое вы его втравили. Не нравились ему и вы. В письме он говорит, что никогда бы не согласился, кабы не долги. Ведь это вы его прижали, а?