– Академия Агадара, та самая, где ты учился, наняла меня, чтобы я кое-что выяснила насчёт него.

– Зачем? Зачем тебе изучать то, о чём ты и так знаешь заведомо больше любого другого?

– В том-то и дело, что не знаю. Я не всеведущий Коготь Карающий, забыл?

– И почему вообще они заинтересовались Барьером? Хотят узнать принцип его работы? Напасть на Руал? – насторожился Анар.

– Да нет, конечно. Меня наняли вполне безобидные историки. Их давно мучит вопрос – было ли… изменение местной фауны неожиданным побочным действием магии Барьера, или его святейшество Агир Девятый так всё и задумывал. Особенно, конечно, в этом жаждут разобраться потомки тех, кому пришлось по его вине оставить свои дома.

Анар навострил уши – прежде ему и в голову не приходило, что твари, непрестанно множащиеся, пожирающие друг друга под стенами его города, появились по милости Освободителя. И правда, любопытный момент.

– Да, но если Агир действительно совершил… преступление перед существами окрестных земель, то он сделал это с попустительства Аласаис. А ты со своими «безобидными историками», придав всё гласности, предашь богиню, и кары тебе не избежать! – опомнившись, предостерёг Аниаллу Анар.

– Опять ты со своей карой! Аласаис сама не в восторге от того, что здесь произошло. Она надеялась, что безумие жрецов не дойдёт до такого предела… Однако это не значит, что я намерена рассказать историкам всю правду. Незачем расковыривать старую рану, уж лучше помочь ей затянуться. Тем более что дом ан Руал – твои соплеменники, которые живут в Бриаэлларе – давно выплатил компенсации всем пострадавшим.

– Им есть дело до каких-то неалаев? – не поверил Анар.

– Да. Хотя, думаю, в первую очередь они хотели отмежеваться от своих руалских собратьев.

– Никто нас не любит! – он иронично прищёлкнул зубами.

– Увы! – только и развела руками тал сианай.

Хотя, прощаясь, Анар попросил день на размышление, Алу ни секунды не сомневалась, что он согласится помочь ей. «Чтобы это ходячее любопытство упустило такой шанс!» – хмыкнула она, проводив его взглядом.

Оставшись одна, Аниаллу первым делом обернулась пантерой и тщательно вылизалась. Напряжение постепенно отпускало её. Она растянулась на спальном мешке – чёрная на чёрном. Её гладкая шкура блестела куда ярче, чем драгоценный мех л’эрры.

– Хорошо, что ещё никто не догадался шить спальные мешки из алаев. Или шубы мёрзлым эльфкам.

Аниаллу перевернулась на спину и капризно поиграла лапами, словно отмахиваясь от настойчиво лезущих в голову мыслей о недавней встрече. Лучше она будет думать… вон – об эльфках.

– Эльфки – это совсем не то, что эльфийки, – лениво мурлыкал «Коготь Карающий», пытаясь отогнать видение с золотыми ушами, такое сладкое и такое горькое одновременно. – Эльфки водятся в Элаане и Лиддариане, все из себя такие высокомерные, утончённые до судорог, преданные Лайнаэн до кончиков ушей… Живые статуи. Холодные, как жабы в сумерках. Красота их столь идеальна, что… что извилины в мозгу выпрямляются. А магия Света! Она пропитывает их изнутри и сияет на их лицах так ярко, что слепит глаза, – (видение украсилось переливающимися тремя цветами глазами). Аниаллу сердито фыркнула: – Хоть на перекрёстках их вместо фонарей расставляй! – Она перевернулась на бок и продолжила свои этнопсихологические изыскания: – Эльфийки же – прежде всего, конечно, аглинор-р-р-ские – больше походят на неувядающие букеты, где в чашечке каждого цветка росой плещется солнечный и лунный свет. Одни – как небрежные, но страшно милые охапки полевых цветов, другие – как связки белых лилий, перевитых шелковой лентой. Кажется – пропустишь между пальцев прядь волос и ощутишь терпкий, свежий аромат, словно растёр листик мяты или веточку можжевельника… Вот странно: почти все они бессмертны, а смотришь на них и почему-то вспоминаешь о том, что цветам суждено засохнуть, листьям – осыпаться. И становится так светло, печально и покойно на сердце.

Поток «отвлекательных» мыслей иссяк. Аниаллу повернулась на другой бок и из великолепной чёрной пантеры вновь превратилась в порядком растерянную девицу с кошачьими ушами. Чувство вины, недовольство собой мешало ей насладиться моментом. Хотя ей и было чем оправдать себя.

Она отлично помнила вечер того дня, когда триста лет назад жизнь свела её с Анаром ан Саем. Она получила огромное удовольствие, выдворив Амиалис из Академии (хвост бывшей царицы извивался как разъярённая змея, пытающаяся цапнуть державшую её руку), и ещё большее – сообщая о своём успехе ректору Агадару и, конечно, самому Анару. Однако… однако не прошло и пары часов, как удовольствие это было отравлено. Готовясь ко сну, Аниаллу перебирала в памяти события этого удивительного дня, смакуя особенно приятные моменты… и вдруг с ужасом обнаружила, что всё сделанное ею для Анара донельзя похоже на её обычное, тал сианайское, вмешательство в чужую судьбу. Она появилась в его жизни как раз в тот момент, когда окружение было готово принудить его пойти против природы его души – конечно, без Тиалианны здесь не обошлось!

Съёжившись под одеялом, Аниаллу вся оцепенела, приготовилась к тому, что вот-вот эйфория схлынет. И она вновь провалится в глухую бездну, где есть только вязкий мрак, только чувство того, что не хватает воздуха, что сердце вот-вот зайдётся, как бывает от непереносимой жары или страха, даже чего-то более тяжкого, мучительного, после чего смерть – лишь сладкое избавление от мук. Так, как бывало с ней всегда, когда в очередной раз, возвращаясь из сладкого альтруистического забытья, вызванного пробуждением её «змеиной» части, она медленно становилась сама собой и с отчаянием от собственного бессилия понимала, что эту «кошачью себя» она снова предала. Но особенно сильно боялась она увидеть Анара другими, трезвыми глазами и разочароваться в нём, ощутить его чуждость себе, какую ощущала во множестве спасённых ею созданий. Сейчас он казался ей живым воплощением всего, что она больше всего любила, ценила в алаях, к чему стремилась сама и чего никак не могла достичь, измученная внутренней борьбой. Аниаллу хотела во что бы то ни стало сохранить эту упоительную иллюзию, крушение которой, казалось, способно было раздавить её. Вот почему тогда, триста лет тому назад, она поспешила покинуть Академию, опасаясь встречаться с Анаром.