Впрочем, если подойти к вопросу «где я?» буквально, то я проснулся на краю ущелья, на дне которого – сейчас загляну – течет бурный поток, с постоянным шорохом перекатывающий камни. Глубина ущелья примерно с девятиэтажку. Ширина метров десять.

На противоположной стороне, метрах в ста от края, возвышается стена леса. Даже с такого расстояния видно, что это тот самый лес, который принято называть дремучим. Огромные ели, вонзаясь острыми вершинами в небо, надежно скрывают землю от солнечного света. Лишенные хвои нижние ветви столь густо перекрывают пространство между неохватными стволами, что через них невозможно пробраться ни человеку, ни сколь бы то ни было крупному зверю. С первого взгляда заметна неправильность леса, заключающаяся в отсутствии опушки в привычном понимании этого слова – с подлеском и мелким кустарником. Такое ощущение, будто некий великан отсек мясницким ножом часть леса. Подобный феномен можно было бы списать на возникшее в результате, допустим, землетрясения ущелье. Однако слишком далеко от края начинается дремучая стена.

Оглядываюсь, ожидая увидеть такие же мрачные ели и у себя за спиной, но вижу неприступную скалу. Каменная стена тянется вдоль ущелья в обе стороны.

Что за… Как я сюда попал? Я продолжаю спать?

Перевожу взгляд с каменной стены на мрачный лес, вновь заглядываю в ущелье, где по-прежнему ворочает камни бурный поток. Течение воды завораживает, кружит голову, тянет вниз.

Жаркие лучи выглянувшего из-за вершин елей солнца выводят меня из транса. Отрываю взгляд от потока и только теперь замечаю, что сижу на камнях совершенно голый. Ну, точно сон… Моя кожа неестественно бледная, будто никогда не встречалась с солнечными лучами. Волосяной покров на всех частях тела отсутствует. Провожу ладонью по голове – здесь тоже идеальнейшая лысина, муха поскользнется. И вообще, тело какое-то не мое – если не обращать внимания на бледность и отсутствие волос, оно слишком идеальное. Вот и шрам от аппендицита опять же исчез. Да и такое ощущение, будто росточком стал несколько повыше. Встаю и визуально определяю, что значительно выше.

Однако солнце начинает печь все сильнее, а с такой бледной кожей можно быстро обгореть. Хоть и во сне, но неприятно. В поисках тени отправляюсь вдоль каменной стены, изучая ее на предмет хоть какой-нибудь пещерки или расщелины. Двигаюсь, судя по поднимающемуся светилу, примерно на север. Вскоре обращаю внимание, что стена, а вместе с ней и ущелье делают плавный поворот влево.

Замечаю нечто черное на краю ущелья. Какая-то тряпка зацепилась за камень. Поднимаю и удовлетворенно хмыкаю: у меня в руках плащ с капюшоном. Отряхнув, накидываю – мой размерчик. Правда, нет ни рукавов, ни прорезей для рук, но на первый случай сойдет и такое укрытие от солнца.

Так как сон на этом не закончился, продолжаю идти дальше. По ту сторону все так же тянется дремучий лес. Отвесная скала вместе с ущельем все так же плавно заворачивает влево.

Не знаю, сколько прошло времени, может, полчаса, а может, всего минут десять, когда я набрел на вход в пещеру и остатки моста через пропасть.

Идеальная арочная форма темного зева пещеры, в который свободно смог бы проехать средний грузовик, говорит если не об искусственном происхождении, то о явной обработке человеческими руками. Человеческими ли? Судя по цепям, кои выходят из расположенных метрах в четырех над землей отверстий в скале по обе стороны от входа, стелются по каменной площадке и свободными концами свисают в ущелье, выковать их могли только настоящие великаны. Почему-то мысль о высокотехнологичном оборудовании, гнущем звенья толщиной в руку и размером с человеческую голову, даже мельком не посещает меня.

Заглядываю в пропасть и вижу обгоревшие остатки бревен, из которых некогда был сооружен удерживаемый цепями мост. Даже обугленные обломки столь велики, что бурный поток не в силах справиться с ними и вынужден переливаться через нагромождения или обтекать стороной.

Размышляю над тем, стоит ли жалеть об отсутствии переправы на ту сторону ущелья. Пожалуй, скорее стоит радоваться, ибо неизвестно, какие звери водятся среди этих мрачных елей. Конечно, в пещере тоже могут таиться неведомые монстры, но у меня есть надежный способ бегства при встрече с оными – проснуться, отделавшись лишь холодным липким потом.

Осмотрев окрестности, делаю вывод, что пещера, скорее всего, необитаема. По крайней мере, никто крупный в ней не живет, ибо вокруг нет следов – ни экскрементов, ни обглоданных костей, ни других визитных карточек опасных хищников.

Всматриваюсь в темный зев, но после яркого солнечного света не могу ничего рассмотреть. На слух тоже не улавливаю ни единого шороха. Начинаю осторожно продвигаться внутрь. Глаза неожиданно быстро адаптируются к темноте, и вот я уже вижу так же хорошо, как при дневном свете. Ну, сон, он и есть сон.

Прямой ход выводит в огромный зал, на другом конце которого чернеют три арки. Путь к ним преграждает подземное озеро. Темная поверхность водоема подернута рябью от постоянно дующего в сторону арок сквозняка.

Так как никакого плавсредства не наблюдается, делаю вывод, что пройти к аркам можно вброд. Осторожно трогаю ногой воду – холодная, но терпимо. Ощупывая ступнями каменистое дно, вхожу в воду. Способность видеть в темноте не помогает разглядеть, что творится под ногами, слишком уж темная вода. Продвинувшись метра три к центральной арке, на ощупь определяю, что к ней ведет неширокая каменная тропка, едва скрытая под водой. Проверять глубину за краями тропинки желания не испытываю. И вообще не понимаю, какая сила заставляет меня лезть в эту подземную жуткую лужу? Что я потерял в этой пещере? Наяву ни за что бы сюда не полез.

Примерно на середине водоема справа от меня вдруг всплыл и лопнул большой пузырь. Затем еще один. Затем еще и еще. Вот вода буквально закипела и вспучилась огромной бурой слизистой массой.

– Ква-а! – Утробный рык, сопровождаемый смрадным выдохом, едва не сдул меня с тропки. Странно, что я сам не спрыгнул с нее, в надежде удрать от этой мечты француза, а вместо этого застыл как вкопанный, уставившись в тазики глаз милого бородавчатого лягушонка, не уступающего размером карьерному самосвалу.

– Ква-а… – Чудище снова сотрясло воздух подземелья и, как мне почему-то показалось, дружески шлепнуло меня по лицу липким кончиком длинного розового языка, отчего я с трудом удержался на тропинке. Ощущение было такое, будто меня приложили грязной мокрой половой тряпкой. Судя по тому, что язычок размерами превышал виденного в детстве в Харьковском зоопарке удава, обошелся со мной лягушонок крайне нежно. Да и усеянная великим множеством мелких острых зубов пасть, по размерам подходящая под гараж для легковушки, не вызвала особого содрогания. Не могу объяснить почему. Вот не боится же человек коровы или, например, слона, несмотря на то что этим животным ничего не стоит затоптать его насмерть. Вот и этого монстра я сразу воспринял примерно как доброго слона.