– Уй! – восклицает высунувшийся из-за моей спины Болтомир, получивший чувствительный тычок в прикрывающую предплечье кольчужную сетку. – Что это? Стрелами бьют?

Скрипя зубами от боли, выжигаю шипы из собственного тела и, не дожидаясь следующего залпа, бью в стену полосой энергии, стараясь поразить как можно большую площадь. Шипастые ветви с треском вспыхивают, озаряя окрестности веселыми всполохами. Но в следующий миг выстреливает вся стена. Ну, или та ее часть, что обращена к нам.

Гигантским ежиком бросается в кусты воющий оборотень. Кричит получивший множество игл в не защищенные броней части тела Болтомир. Сбитый с ног, он валится на спину, прикрывая окровавленными ладонями лицо.

Остервенев от боли, вместо того чтобы поспешить прочь или спрятаться за подходящей толщины ствол, я с новой силой бью в стену. Но теперь концентрирую удар в одной точке. Раздается оглушительный треск. В воздух взлетают обломки стволов гигантских лиан, стену заволакивает то ли дымом, то ли пылью.

– Кхе-кхе-кхе, – доносится до меня надсадное кашлянье.

Пуляю заряд на звук.

– Пощади, князь Кощей! – вопит кто-то, гнусаво картавя. – Не пгизнал я тебя, каюсь! Да и мог ли я помыслить, что ты, аки чужак, по тгопе явишься?

С трудом вникаю в смысл слов, ибо всего трясет, как при лихорадке. А кого бы не трясло? Разве что того, кто сразу склеил бы ласты, вонзись в него десятки, а может, и сотни шипов. Небось еще и ядовитых. Не будь я Кощей Бессмертный, отмучился бы после первого залпа. Но вот иглы осыпаются прахом. Боль превращается в нестерпимый зуд, который, к счастью, быстро стихает.

Отвлекаюсь на стон. На тропе лежит княжич. Лицо его превращено в кровавое месиво, в котором не видно глаз.

– Болтомир! – склоняюсь над ним, испытывая щемящее чувство потери близкого человека.

Рядом приседает Ледень. Он в человеческом обличье. На теле ни единой раны, на одежде ни единой прорехи.

– Не жилец, – уверенно говорит оборотень, осмотрев княжича.

Полный злобы, поднимаюсь и обращаю взор на ненавистную преграду.

Дым уже рассеялся. Колючая стена расступилась, будто бы никогда и не загораживала тропу. И это вовсе не я ее проломил, ибо не видно ни обломков, ни опаленных веток. Живая изгородь высотой метров пять и шириной не менее полутора метров как ни в чем не бывало топорщится иголками по обе стороны от тропы. А в открывшемся проходе бьется в судорогах какое-то существо.

Не зная, на кого выплеснуть злобу, но испытывая в этом острую необходимость, подхожу ближе. На тропе, суча кривыми ножками, лежит то ли гном, то ли еще какой-то лесной карлик. Лицо у него заросло грязно-рыжей бородой даже не до самых глаз, а до самых ресниц. Нос картошкой схож по цвету с этим овощем, такой же землистый и с глазками. Разумеется ударение в глазках на втором слоге. Хрипя и выкатив глаза, бородач пытается оторвать от горла душащего его ужа.

Машинально хлопаю себя по поясу. Ну точно, это мой ужик. Да он прямо не уж, а настоящий удав. Вероятно, моему питомцу тоже досталась порция игл, и, судя по тому, что он делает с этим гномом, ощущения ему не понравились.

– Погоди-ка, дружище, ослабь слегка удавку. Дай мне задать пару вопросов, – обращаюсь к ужу.

На удивление, тот меня понимает и послушно ослабляет хватку. Гном делает судорожный глоток воздуха, едва им не захлебнувшись, и закашливается.

– Ты кто такой? – несильно пинаю его в бок.

И так почти вылезшие из орбит глаза коротышки выпучились еще сильнее.