Фу, что это такое влажное и теплое? Такое ощущение, будто кто-то лижет мое лицо. Лижет, обдавая меня теплым собачьим дыханием. Дышит и по-щенячьи поскуливает.

Нет, отгоняю неприятную мысль, это не Ледень. Язычок явно маловат для черного волчищи. Да и дыхание у того, уверен, посмраднее будет. Брр, передергиваю плечами, представив облизывающего меня оборотня.

– Пфыррр, – отфыркиваюсь, когда мокрый язычок прошелся по моим губам, и пытаюсь перевернуться на другой бок. Ан не тут-то было.

По ощущениям, я словно бы плотно укутан в одеяло и, что самое странное, нахожусь не в горизонтальном, а в вертикальном положении. Радует, что не вниз головой.

Язычок снова шлепает меня по губам и проходится вверх по ноздрям.

– Пфыррр… – Да что ж это такое?

С некоторым трудом разлепляю веки и вижу перед собой радостную щенячью мордочку. Узнаю спасенного давеча летуна и вспоминаю все, вплоть до того момента, как Мизгирь вонзил в меня страшный бивень.

Так это я что, запакован в кокон, что ли? Как тогда Болтомир с оборотнем? А почему лицо свободно? Вопросительно смотрю на звереныша. Тот приоткрывает пасть, свешивает розовый язык и, судя по тому, что меня начинает раскачивать, усердно виляет хвостом. Делаю вывод, что кокон со мной висит, а летун сидит на нем.

– Ну? – обращаюсь к нему. – И что мы будем делать?

– Тяф! – звонко отвечает тот, опускает мордочку ниже моего подбородка и, судя по хрумкающим звукам, начинает что-то усердно грызть. Надеюсь, не мое горло.

Теперь, когда никто не заслоняет обзор, получаю возможность осмотреться. Судя по неровному каменному своду, из трещин в котором свисают корни, мы находимся в подземелье. Раскачиваясь от движений зверька, кокон постепенно поворачивается. Вот в поле зрения попадает довольно большая арка входа. За ней непроницаемый даже для моего зрения кромешный сумрак – то ли снаружи ночь, то ли там продолжение подземелья.

Меня начинает разворачивать в обратную сторону. Снова каменный свод с торчащими кое-где бородами корней. А вот и еще один кокон. Подвешен к своду на единственной тонкой нити, которую из-за прозрачности почти не видно, отчего создается впечатление, будто гигантский кокон висит в воздухе. Сквозь полупрозрачную оболочку видно, что внутри кто-то или что-то есть. Однако опознать «начинку» невозможно.

Чуть в стороне от первого кокона замечаю второй. Больше ничего не успеваю заметить, ибо вываливаюсь наружу. Зверек прогрыз оболочку, которую невозможно разрезать даже хорошо отточенной сталью, и я, увлекшись созерцанием подземного зала и неожиданно потеряв опору, плюхнулся носом о запорошенный всяческим мусором пол. Хорошо, успел выставить руки, а то расквасил бы свою бессмертную физиономию. Повезло еще, что кокон висел всего в нескольких сантиметрах над землей. Зато мой освободитель чуть не погиб подо мной. Он сидел, вцепившись коготками на крыльях и задних конечностях в оболочку, и едва успел выпорхнуть из-под меня, когда кокон вдруг резко повело в сторону, а я обрушился сверху.

Под возмущенный писк порхающего под потолком летуна выпутываю застрявшие в оболочке ноги, сажусь на ворох сухих корней и первым делом осматриваю себя, боясь увидеть на теле страшные раны. Рубаха на груди и животе залита высохшей кровью. С содроганием отвожу порванный ворот и смотрю на то место, куда Мизгирь вонзил бивень. Под запекшейся корочкой крови ничего не понять. Осторожно дотрагиваюсь – никаких болезненных ощущений. Потихоньку начинаю соскребать ногтями запекшуюся кровь. Затем плюю на ладонь и оттираю кожу в районе ключицы. Отмыть, конечно, не отмыл, но становится ясно, что никакой раны нет и в помине. Нет даже шрама. Если бы не кровь, которой, судя по всему, вытекло не менее ведра, можно было подумать, что ужас с вонзающимся в меня бивнем приснился в кошмарном сне.

Ну вот, опять придется искать воду. Что ж мне так не везет, то в болотной грязи изваляюсь, то в собственной крови!

Да ладно, главное, что я жив, и слухи о моем бессмертии подтвердились. И котомка за спиной. И веревка-уж на поясе. Надо бы хлебнуть козьего молочка из бурдюка и закусить молодильными яблочками для восстановления потерянной энергии. Пусть я этой потери и не ощущаю, но мало ли…

Слева от меня раздается тихий всхрап. Подскакиваю на ноги и, увидев, кто храпит, с облегчением выдыхаю. С задранными вверх и запутавшимися в оболочке кокона ногами, на полу развалился Ледень. Заложив руки под затылок, он мирно спит, еле слышно всхрапывая при вдохе, вытягивая губы в трубочку и топорща усы при выдохе. На лбу у мужика большая, налитая синевой шишка. Похоже, выпал бедолага из своего спального мешка, не проснувшись. Ну да, его лоб проверен чугунной сковородкой Любани. Что ему какой-то каменный пол? Зато радует, что оборотень вновь в человеческом обличье, а то у меня к нему есть пара вопросов.

Решив дождаться, когда Ледень проснется самостоятельно, осматриваю пещеру. Впрочем, кроме вцепившегося в корни под потолком, попискивающего летуна и еще трех подвешенных к потолку коконов, в ней больше ничего нет. Кто находится в этих коконах, догадаться не трудно. А так как крылатый зверек освобождать их не рвется, делать это придется мне. Знать бы, где сейчас находится Мизгирь и не застанет ли он меня врасплох? Впрочем, поспешу.

И все же, прежде чем взяться за освобождение узников коконов, основательно прикладываюсь к бурдюку с молоком и быстро схрумкиваю одно яблоко. Ну так, на всякий случай. Скормив пирожок опустившемуся на плечо летуну, достаю из котомки завернутый в тряпицу хлеборез и на мгновение задумываюсь – с какого кокона начать? Наконец направляюсь к ближайшему, показавшемуся меньше других.

Помня, как вывалился сам, надрезаю оболочку снизу. С некоторым разочарованием обнаруживаю не стройные ножки Яги, а сапоги сорок пятого размера. Надрезаю оболочку еще, и из нее сползает вниз… Сползает вниз… Нет, блин, а он-то откуда здесь взялся?