Новый дружинник, тяжело дыша, стал подниматься.

— Змей морской, а не девка, — с чувством сказал он. — Чуть не ушла.

— Оплошал я, — откликнулся раненый донец. — Таким надобно сразу же осиновый кол загонять, голову с плеч, да к ногам приставить.

— А что так, — усмехнулся Басманов, стирая кровь с рассеченного кошелем лба. — Сильна железом махать?

— Не оттого оробел я, — сказал донец, тяжело опускаясь на лавку и зажимая раненое запястье свободной рукой, — что она рубилась лихо. Глазищи у нее — словно болотные огни. Глянул я — едва не затянуло…

— Влюбился, наверное, — заметил Аника с кривой усмешкой и принялся деловито скручивать ремнем руки обморочной пленницы. — Жаль только, что из-за этой шустрой твари уложил я своего жирного каплуна. Хотел в полон взять — не вышло.

Снаружи внутрь заглянул казак, стороживший окно.

— А твой живехонек? — спросил Басманов.

В ответ донец только безнадежно рукой махнул:

— Кончился, падла. Сам не заметил я, как удавил.

— Выходит, — заметил князь, — один у нас живой трофей образовался. Но и на том спасибо.

Пока портупеей перетягивали кровоточащую руку раненого, Аника взвалил на плечо пленницу и отнес к лодке.

Басманов бегло осмотрел халупу. Ничего приметного он не нашел — обычная рыбачья хибарка, каких полно.

— Сжечь здесь все, — сказал он. — И пора вер-таться.

Лодка отчалила от разгорающегося в ночи домика. Разглядывая полонянку, опричник задумчиво протянул:

— Молодая девка… Ладная… И как таких земля носит?

— Мать честная, — вдруг воскликнул тот казак, что помоложе.

— Что такое? — переспросил Аника.

Вместо ответа донец провел пальцем по щеке девицы.

— Факел поднеси, — едва ли не заикаясь, сказал он.