Чувство облегчения или разочарования ослабило узел в моей груди. Насколько хреново было то, что у меня были смешанные чувства по поводу того, что должно было быть хорошей новостью?

— Это означает, что ему не становится хуже, но и лучше ему тоже не становится, — сказал Эдуардо. — Ты не навещал его месяцами. Может тебе стоит его увидеть. Это может помочь. Врачи говорят, когда рядом близкие…

— Ключевая фраза — близкие. Поскольку моей мамы нет, значит, ему крышка.

Единственным человеком, о котором мой отец когда-либо по-настоящему заботился, была моя мать.

— Он твой отец, — мой дядя пождал губы. — Deja de ser tan terco. Haz las paces antes de que sea demasiado tarde. — Перестань быть таким упрямым. Исправь ситуацию, пока не стало слишком поздно.

— Я не тот, кому нужно что-то исправлять, — сказал я. Человек, прежде чем сдаться, может пробовать не так уж много раз, а я достиг своего предела много лет назад. — В любом случае, спасибо за разговор, но мне нужно быть в другом месте.

— Ксав…

— Счастливого пути домой, — я обернулся. — Передай от меня привет всем остальным.

— Это компания твоей семьи, — крикнул мне вслед Эдуардо. Казалось, он смирился. Он занял должность временного генерального директора только потому, что думал, что я волшебным образом «образумлюсь» и когда-нибудь решу продолжить семейное наследие. — Ты не сможешь убегать от этого вечно.

Я не сбавил шага.

Когда церемония была закончена, мероприятие, по сути, было завершено, что означало, что я не нарушу свою сделку со Слоан, если уйду.

Напоминание о ней и о том, где она была прямо сейчас — вероятно, на свидании с каким-нибудь мудаком — омрачило мое и без того угрюмое настроение.

Я забрал свою куртку из гардероба и забрался в одно из черных такси, ожидавших у места проведения мероприятия.

— Neon, — сказал я, называя новый самый популярный ночной клуб города. — Я дам тебе на чай сто фунтов, если ты доставишь меня туда меньше чем за пятнадцать минут.

Такси отъехало от обочины. Я смотрел в окно на проплывающие огни Лондона, с нетерпением ожидая момента, когда смогу прогнать все мысли об Эдуардо, моем отце и одной пиарщице, которая занимала гораздо больше пространства в моем разуме, чем следовало бы.