«Будь ты проклят», – подумал Меркурио.

Святой встал, поклонился патриарху и, повернувшись к толпе, продемонстрировал стигматы.

– Подойдите поближе, примите наше благословение, инквизитор.

Святой встал на колени перед трибуной.

– Ближе! – потребовал патриарх.

Когда Амадео склонился перед ним, Контарини опустил ладони ему на щеки.

– Целую тебя во имя Господа нашего Иисуса Христа. – Он дотронулся губами до его правой щеки. – Прекрати показывать им эти дырки, шут, – прошипел патриарх, делая вид, что целует монаха. – И помни, нам признание не нужно. Народ и так верит в ее виновность. Ты должен позаботиться лишь о том, чтобы толпа не изменила свое мнение. – Он посмотрел доминиканцу в глаза. – Аминь!

– Аминь! – повторил Святой и вернулся на свое место.

– Теперь защитник, – равнодушно произнес патриарх, показывая толпе, что речь сейчас пойдет о ком-то совершенно неважном. – Отец Венцеслао… Какое странное имя, отец, – улыбнулся патриарх. – Венцеслао да Уговицца.

Толпа засмеялась.

– Откуда же вы родом?

Публика посмотрела на монаха, облаченного в обычный для доминиканцев наряд: белую рясу, белый скапулярий, черную накидку с капюшоном. Венцеслао нерешительно поднялся из-за стола. Взгляд его белесых мутных глаз, пораженных катарактой, вперился в патриарха.

– Это маленькое селение в Альпах, ваше превосходительство. Неподалеку от Бамберга.

– Значит, вы немец? – спросил патриарх.

– Нет, ваше превосходительство…

– Впрочем, это не важно, – перебил монаха патриарх. – В конце концов, мы собрались здесь не для того, чтобы изучать географию. – Он выразительно посмотрел на публику в зале.

Толпа расхохоталась.

– Вы готовы к вашей… неблагодарной задаче, отец Венцеслао?

– Честно говоря, не очень. – Доминиканец осторожно обогнул стол, вытянув руки вперед, чтобы не споткнуться. – Я вообще ничего не знаю о том, как ведется процесс инквизиции.

Патриарх оцепенел.