— Точно! — отозвался тот.

— Гарибальди?

— В десятку! — все, кроме самого Гарибальди, покосились на меня с удивлением.

— Похоже, мы хорошо знали друг друга в России, а? — спросил он, странно взирая на меня.

— Да, — я решил не лукавить, — мы были друзьями.

— Революционная кровь! — подмигнул он. — Нам ещё сражаться и сражаться вместе.

— Нет, на той стороне нам уже определённо не сражаться. Ты там умер. Причём очень глупо.

Он усмехнулся.

— Бывает.

Фургон останавливался.

— Да и на этой не сражаться… — добавил я.

— Готовность десять секунд! — объявил Гарибальди.

Все замерли в напряжённом ожидании.

— Скажи, как по-твоему, я был там хорошим человеком? — сверля меня глазами сквозь прорези в ткани, спросил Антон.

— Да, ты был хорошим человеком, — ответил я.

Двери распахнулись, все устремились на выход.

— Я и здесь такой же, верь мне! — вскакивая и ныряя за всей командой в неопределённость московского дня, услышал я его слова.

Центр города, высотки. Бригада революционеров в количестве четырёх человек — Негритянка осталась за рулём — понеслась прямиком к величественному зданию, у входа в которое наш фургон и остановился. Добряк Пончик участливо тыкал меня дулом автомата прямо между лопаток. Неприятно, чёрт!

Я успел задрать голову и рассмотреть массивные буквы, красовавшиеся на фасаде здания. ТАСС. Эге, вон они на что покуситься решили! Это что же, захватят главное телеграфное агентство планеты Земля и начнут вещать о свержении ненавистного коммунистического правительства? Ну да только разве рухнет великий коммунизм после такого жидкого высера? Не на одной же информационной составляющей он держится. А экономика, а армия, а искренняя вера простых советских граждан!

Нет, это глупость. Глупость и самоубийство.