Я внезапно почувствовала себя жалкой. Грустной, усталой, голодной и опустошенной. Не говоря уже об отсутствии души.

К моему удивлению, Том спокойно ответил, что надеялся это услышать.

— Чем раньше мы поговорим, тем будет лучше, — добавил он и повесил трубку. Словно бросил рыбью голову соседской кошке.

До ресторана в южной части города, не связанного ни с какими воспоминаниями, где мы договорились встретиться, я могла добраться за полчаса. Приехав за пять минут до назначенного времени, я зашла в туалет, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Выглядела я на удивление неплохо, вот только волосы закудрявились от сырой погоды. Влажные локоны подчеркивали мою бледность, а мне не хотелось выглядеть жертвой. Страдалицей. Трупом. Хотя лицо Густава не было бледным, скорее серым, как выгоревшее на солнце бревно, прибитое течением к берегу. За неимением румян или пудры я втерла в щеки немного помады.

Когда я вышла из туалета и увидела Тома, ноги у меня подкосились. Я спрашивала себя, как можно нервничать при встрече с мужчиной, с которым прожила много лет. Не то чтобы Том сидел на унитазе, пока я чистила зубы или что-то вроде этого, хотя и такое случалось, но я знала об этом человеке все: его привычки, его запах, звучание его голоса… Наверное, именно поэтому меня потрясло, что мы стали чужими. На секунду передо мной возникло лицо Сисселы, и я подумала, каково сейчас ее матери. Мне показалось, что в теперешнем своем состоянии она видит в муже незнакомца, по воле случая ставшего отцом ее детей. Что-то подсказывало мне, что я угадала, и это казалось трагическим и неизбежным, окончательным и бесповоротным.

Черные брюки и рубашка Тома означали, что он пришел сюда прямо с работы. Он выглядел немного усталым, но в остальном — ухоженным, как обычно. Ни отросшей щетины на щеках, ни темных кругов под глазами, ни предательских прыщей или растрепанных волос. Видимо, он уже сделал заказ, потому что на столике стояли два бокала кайпириньи. Я села.

— Я рискнул тебе заказать. Надеюсь, твои вкусы не сильно изменились с момента нашей последней встречи?

Попытка пошутить показывала, что он нервничает. Заверив, что все в порядке, я сделала глоток и задумалась, с чего начать.

Мы справились с первыми секундами неловкости, заказав рыбу и сообщив друг другу последние новости о работе. Я рассказала о встрече с Мартином, умолчав о более важных событиях, Том поведал мне о визите иностранных партнеров. Я вдруг поняла, что он прекрасный собеседник, и в другой ситуации я бы с удовольствием обсудила с ним за ужином генетические исследования. Вот только все изменилось.

Когда принесли заказ — мокрую серую рыбину в вязком соусе — я поняла, что не смогу проглотить ни кусочка. Во мне снова всколыхнулась обида, и я пошла ва-банк.

— Кто она? Как давно у вас это продолжается? — На лице Тома отразилось отчаяние. Значит, я попала в самую точку. — Не молчи! Разве ты не понимаешь, что я имею право знать! Ты должен мне все рассказать. Как ты мог? Ты…

— Это Аннетт. Все началось на тренинге в январе. Ты была в плохом настроении, потому что не получила заказ, а мне хотелось с кем-то поговорить. У тебя не было ни времени, ни желания со мной общаться. Ты буркнула, чтобы я поискал себе другого собеседника и оставил тебя в покое. И я поехал на тренинг. Один.

Аннетт. Кто угодно, только не она! Признание Тома выбило меня из колеи, перевернуло привычный мир вверх тормашками. Аннетт работала с Томом около года. Я хорошо знала, кто она такая. Говорила с ней пару раз по телефону, когда искала Тома, и даже видела ее, когда заходила к нему в офис. Аннетт изучала экономику, но бросила учебу, получив место ассистента в компании Тома. Она не глупа и не уродлива. Но очень юная и совсем не из тех женщин, какие, как мне всегда казалось, нравятся Тому. Я и представить не могла, что он заинтересуется кем-то вроде Аннетт. И это Том, утверждавший, что женская грудь должна умещаться в бокале для шампанского. У Аннетт туда даже сосок не влез бы.

У нее была фигура Мерилин Монро, и она всячески подчеркивала это, предпочитая облегающие наряды. И всегда была в отличном настроении. Неизменно мила, весела, улыбчива, готова поболтать. Мне она казалась слишком приторной, и при встрече с ней невольно хотелось съесть или выпить чего-нибудь кислого. Аннетт всегда была со мной крайне любезна. Значит, это с ней Том завел роман. Казалось бы, я должна была расплакаться, но меня разбирал истерический смех.

— Мы оказались рядом во время подсчета очков. Нужно было оценить руководителя, и Аннетт дала мне самый высокий балл. Она горела желанием объяснить, почему, с жаром говорила, какой я замечательный руководитель и как много для нее значу. У нас завязался разговор о работе и карьере, и я впервые увидел, что она не только веселая, но еще и добрая и милая девушка. Я ощутил то, чего давно уже не ощущал рядом с тобой, Эрика: искреннее восхищение. Она преклонялась передо мной. Понимаю, у тебя это вызывает смех, в другой ситуации я и сам посмеялся бы над собой. Но ты прекрасно знаешь, что не из тех, кто будет мною восхищаться. Да я и сам считал, что мне это не нужно. Я всегда хотел быть с такой, как ты. Сильной, самостоятельной, независимой, интересной. Которой нужно добиваться. Но я слабый человек, и в какой-то момент почувствовал себя ненужным, даже отвергнутым… не могу точно передать свои тогдашние ощущения.

Признание Тома повергло меня в шок, но не сразу. Так бывает, когда ударяешься большим пальцем ноги об ножку стола: только через доли секунды на сигнал о боли реагирует мозг. Я не узнавала мужчину, сидящего напротив. Неужели это говорит он, Том, который всегда презирал дешевую доступность? Теперь он рассказывал мне старую, как мир, историю. «Она нуждалась во мне. А ты — нет. Она слушала меня, а ты отвергала». От злости меня даже затошнило. Нет, только не это. Не сейчас.

— Как только ты это выяснил, вы занялись сексом? — задала я банальный, под стать всей этой истории, вопрос. Не смогла удержаться. Одновременно мысленно прокручивая время назад. Были ли перерывы в нашей с Томом, как говорят гинекологи, регулярной половой жизни? Я такого не припоминала.

— Конечно, нет, — заявил Том с такой обидой, словно для неверных мужей тоже существуют правила хорошего тона. — Но мы с Аннетт начали встречаться. Она задерживалась после работы, и мы болтали. Или шли в бар выпить пива. И меня постоянно преследовало ощущение, что она видит во мне наставника, а не мужчину. Возможно, даже отца. Я не считал, что обманываю тебя, для меня это было просто продолжением работы.

Не исключено, что он говорит правду. Я не ревнива: если он говорил, что выпьет пива с Аннетт, я не видела в этом ничего предосудительного. Ведь я и сама часто встречалась с друзьями-мужчинами, и мне в голову не приходило, что Том заподозрит меня в измене.

Официантка подкатила спросить, как нам понравилась рыба. Странный вопрос — мы даже не притронулись к еде. Но Том вежливо ответил, что да, и заказал вино. «Подкатила». Надо же, я, пусть мысленно, но употребила это словечко, а ведь раньше за мной такого не водилось. Но раньше я не думала, что другие женщины способны воспринимать Тома в качестве сексуального партнера. Дело не в его внешности. Том интересный мужчина. Но поскольку он сам никогда не обращал внимания на других женщин, я почему-то считала себя в полной безопасности. Эта наивность говорила о том, что я, слишком увлеченная собственной персоной, ничего вокруг не замечала. Или мне было все равно? Я надеялась, что верно первое предположение.