Эрика вздрогнула, какое-то пронзительное чувство, слишком мучительное, чтобы определить его, сжало ее сердце.
«Господи, — подумала она, — Господи, пусть это окажется бессмысленной затеей, всего лишь нелепым, ужасным заблуждение».
Альтернатива обернется раной, такой глубокой, что, как и буквы на дереве, никогда не затянется.
И Эрика нетвердой рукой полезла в дупло. Страстно надеясь, что оно будет пустым. Но пустым оно не было.
Из дупла она вытащила старую, туго завязанную брезентовую сумку. Дрожащими руками развязала узел, и сумка раскрылась, обнажив свое содержимое.
Небольшой моток веревки с узлами через каждые несколько дюймов. Увесистый молоток. Пакет металлических колышков. И большой фонарик.
Эрика включила его. В тени задрожал бледно-желтый конус света.
Веревка, молоток, колышки хранились там больше двадцати лет. Но фонарик был новым, судя по всему, с недавно установленными батарейками.
Значит, Роберт, как она и боялась, приезжал сюда.
И возможно, в одну из ночей два месяца назад привозил Шерри Уилкотт.
— Не может быть, Роберт, — прошептала Эрика, в глазах у нее помутилось, инициалы стали расплываться, как смутное воспоминание. — Нет, ты этого не совершал. Ты не мог.
Но она знала, что мог.
Эрика бросила последний взгляд на дорогу, убеждаясь, что погони по-прежнему нет, и устремилась в лес.
Шарф похлопывал по лицу Эрики, быстро шедшей по лесной тропинке, на которую она не ступала с детства.
На земле не было ни снега, ни льда, но лесная подстилка еще не оттаяла. Сапоги Эрики скрипели. Сшитые на заказ из мягкой кожи, украшенные медными пряжками, предназначенные для фойе с ковровыми дорожками и расчищенных аллей, они казались ей здесь совершенно непригодными.
Выбирая утром одежду, Эрика полагала, что пробудет на открытом воздухе всего минуту-другую. Пальто ее с меховым воротником было довольно теплым, но под ним находились лишь тонкая хлопчатобумажная рубашка и джинсы в обтяжку без пояса.
«Эрика, — подумала она, — ты одета совсем не для таких дел».
Она пробиралась между сосен и болиголова, компасом ей служили интуиция и память, вскоре впереди показался каменистый выступ, поднимавшийся, как серая спина кита.
Когда Эрика быстрым шагом вышла на поляну, конец веревки, свисавший с мотка, за что-то зацепился и едва не стал причиной падения. Она опустилась на колени, поставила брезентовую сумку возле кучи камней и после недолгих поисков нашла расселину среди скал.
Памятное ей отверстие в известковой поверхности холма, устье узкой норы, уходящей вниз, в темноту.