Для других он не жалел ничего своего. Но и ничего чужого тоже. Как-то раз его приятель из Чили, Кристиан Майоль, пошел с женой в ресторан. Вернувшись домой, он увидел, что дверь открыта, окна распахнуты настежь, в камине горят дрова, отопление включено на полную мощность. Гротендик спит в ванной абсолютно голый. Два месяца спустя Майоль получил от Александра чек на три тысячи франков за причиненный ущерб.

Несмотря на привычную приветливость и кротость, у него бывали приступы жестокости. Во время демонстрации за мир в Авиньоне он подбежал к заграждению и нокаутировал двоих полицейских, мешавших движению колонны. На него набросились человек десять правоохранителей, поколотили дубинками и без чувств доставили в отделение. Жена часто слышала, как дома он пускается в долгие монологи на немецком, переходя на истошный крик, да так, что стекла дрожали. Вслед за такими приступами он мог молчать несколько дней подряд.

«Заниматься математикой – всё равно что заниматься любовью», – писал Гротендик. Либидо у него соперничало с увлечением духовными практиками. За свою жизнь он соблазнил немало женщин и мужчин; с женой Мирей Дюфур у них было трое детей, еще двое родилось у него вне брака.

Он основал группу под названием «Жить и выживать», которой отдавал всё свое время и деньги. С товарищами они издавали журнал, в котором продвигали идеи защиты окружающей среды и самообеспечения, хотя авторство едва ли не всех статей принадлежало Гротендику. Он пытался вовлекать тех, кто слепо следовал за ним, в математические исследования, но ничего не вышло. Никто не успевал за ним, когда предметом его интереса стали не величайшие абстрактные загадки чисел, а будущее общества, никто не захотел терпеть его максимализм. К решению новых задач Гротендик подходил с наивностью, граничащей с глупостью.

Он твердо верил: у природы есть собственное сознание, и именно он призван его защитить. Он подбирал даже самые хилые росточки, пробившиеся через трещину в асфальте, и потом укоренял и сажал у себя дома.

Сначала он голодал раз в неделю, потом два, а потом настолько привык истязать свое тело, что практически перестал чувствовать физическую боль. Во время поездки в Канаду отказался надевать ботинки и ходил по снегу в самодельных сандалиях, как пророк, несущий благую весть, по замерзшей пустыне. Однажды он попал в аварию на мотоцикле, его пришлось оперировать, а он отказался от анестезии, попросив заменить ее иглами для акупунктуры. Все эти выходки сыграли на руку тем, кто хотел дискредитировать его и распускал сплетни. Эти же выходки помогали людям защищаться от желчных выпадов Гротендика в их сторону. Самая невероятная небылица, которую рассказывали о нем, была такой. Поговаривали, якобы он справляет большую нужду в ведро – вот как заботится об экологии, а потом ходит по окрестным полям и рассыпает свои экскременты как удобрение.

В 1973 году домашняя коммуна Гротендика, которая задумывалась как место, открытое любому, превратилась в полный хаос. Сначала полицейские арестовали двух монахов японского ордена Лотосовой Сутры – у них закончилась виза, а Гротендика обвинили в том, что он укрывает незаконных иммигрантов. На той же неделе его любовница попыталась повеситься на занавесках в своей комнате. Вернувшись с ней из больницы, хозяин дома обнаружил во дворе огромный костер, вокруг которого плясали члены коммуны. В огонь подбрасывали его рукописи. Александр распустил коммуну и переехал в Вилькун – деревеньку с дюжиной домов.

Там он жил без электричества и водопровода в лачуге, которая кишмя кишела блохами, но был счастлив, как никогда в жизни. Чтобы ездить по делам, он купил себе старый катафалк, а когда мотор у машины отказал, сменил ее на еще более жалкую. У второй в днище было полно дыр, так что через них можно было разглядеть дорогу – Гротендик гонял на бешеной скорости, не имея ни прав, ни других документов.

Пять лет он занимался физическим трудом, крупных проектов не брал, жил практически отшельником. Дети не навещали его, любовниц у него не было, он даже с соседями не знался, кроме одной двенадцатилетней девочки, которой помогал с домашними заданиями по арифметике. Когда Гротендик истратил все сбережения, он начал преподавать математику в Университете Монпелье, чтобы покрыть расходы на свою спартанскую жизнь. Студенты бакалавриата даже не предполагали, что их учитель, больше похожий на бродягу, которого они иногда заставали спящим в кабинете, если приходили на урок слишком рано, живая легенда.

В период жизни в Вилькуне он направил свои недюжинные аналитические способности на собственный разум. В итоге с ним произошла еще более сильная перемена, чем та, что отдалила его от математических изысканий. Несколько лет спустя он попытался зашифровать информацию о ней, составив некий список, понятный лишь немногим, который позволяет отследить, как проходил его духовный путь, уводя математика всё дальше от здравого смысла.