16

РАБ, ПОВИНУЙСЯ МНЕ!

На русском языке в стихотворном переводе публикуется впервые. Прозаический перевод см.: Струве В.В. // «Раб, повинуйся мне!» // Религия и общество. — Л., 1926. — С. 41–59).

Это произведение в современной науке называется также «Диалог о пессимизме». Оно дошло до нас в пяти более или менее поврежденных списках из Ассирии и Вавилонии. Старейший из списков датируется VII в. до н.э., наиболее поздний — селевкидским периодом (IV–II вв. до н.э.). Сам текст относится, предположительно, к X в. до н.э. «Диалог» был в древности весьма популярен и имел хождение в нескольких вариантах. Контаминация вариантов и привела, видимо, к путанице в IV–V строфах. В предлагаемом переводе впервые сделана попытка дать предположительную реконструкцию этих строф. Наш перевод отличается от предшествующих также и в ряде других мест.

17

«НИППУРЕЦ, МУЖ СМИРЕННЫЙ И БЕДНЫЙ...»

На русском языке: Древний Восток. I — М., 1975. — Т. 1. — С. 220-224.

Вавилонская поэма о «ниппурском бедняке», очевидно, представляет собой литературно обработанную запись устной народной сказки. Данный сказочный сюжет широко распространен в мировом фольклоре: указатель сказочных типов Ст. Томпсона дает под номером 1538 большое число аналогичных сказок — арабских, испанских, итальянских, французских, греческих, турецких, русских, норвежских, англоамериканских и латиноамериканских. «Ниппурский бедняк» относится к разряду сказок «о ловких людях». Сказку нельзя назвать сатирической: главное в ней — проделки хитреца, а не осуждение его антагониста. Однако компенсаторный характер сказки не вызывает сомнений; рассказчик и его слушатели, по-видимому, с наслаждением предавались мысленному уничижению алчного градоправителя. В реальной жизни они едва ли могли что-нибудь поделать, столкнувшись с подобным представителем власти.

Эта, по существу, единственная известная в настоящее время вавилонская сказка условно датируется серединой — 2-й половиной II тыс. до н.э.; сохранившиеся списки относятся к VIII-VI вв. до н.э. Целая табличка с текстом поэмы была обнаружена при раскопках древней Хузирины (городище Султан-тепе). Здесь же был найден фрагмент другого списка. Известно еще два фрагмента табличек с текстом этой поэмы: один из библиотеки Ашшурбанапала (668 — ок. 635 гг. до н.э.) в Ниневии, другой — крошечный обломок школьной таблички нововавилонского периода (626-539 гг. до н.э.) из Ниппура. По-видимому, в I тыс. до н.э. сказка пользовалась популярностью и в ученой среде.

Поэма написана обычным для литературных вавилонских произведений четырехударным стихом, раздавленным цезурой на два полустишия; женское окончание (ударение на предпоследнем слоге) стиха строго соблюдается.

18

ПРЕДНАЗНАЧЕНЬЯ НАЗНАЧАЮТСЯ ЭА…

Настоящее произведение, по-видимому, выпадает из общего русла древнемесопотамской словесности. Несколько обломков клинописных табличек, содержащих — наряду с другими сочинениями — отрывки из этой поэмы, происходят из Сиппара (Вавилония), Эмара (Северная Сирия), Угарита (на побережье Средиземного моря). Первые исследователи называли ее «Поэмой о ранних правителях». В 1988 г. Клаус Вильке восстановил из крошева мелких фрагментов данный текст и определил его характер. Согласно интерпретации К. Вильке, перед нами произведение не столько историческое, сколько историософическое, можно сказать философическое, а проще — древнейшая из известных «кабацкая песнь школяров», дальняя предшественница близких по духу песенок средневековых студентов и бакалавров. — Где, мол, те, что были в мире до нас? (Ubi sunt qui ante nos in mundo fuere?) Славные цари и герои давних времен поминаются в песне лишь затем, чтобы ярче показать всю бренность и тщету человеческих дел и по этому случаю призвать к попойке.

На табличке из Сиппара текст записан только по-шумерски, однако на эмарских и угаритских фрагментах шумерский текст снабжен переводом на аккадский язык. Аккадский перевод близок к шумерскому оригиналу, но между сиппар-ской и эмарско-угаритской версиями есть определенные различия: несколько отличается порядок строк, а главное — в сиппарских табличках нет упоминания о богине Сираш, зато говорится о предназначении тех, кто живет в «доме юношей/ молодцов», что бы это ни означало. По-видимому, месопотамская поэма, попав на «запад», претерпела изменения и окончательно оформилась как пиршественная песнь ученых школяров. Условно датируется первой половиной И тыс. до Р.Х.

Трактовка поэмы как озорной («дерзкой и циничной») песенки, предложенная К. Вильке, соблазнительна, но не бесспорна; нам трудно оценить общую тональность сочинения. В известном смысле поэма перекликается с советами корчмарки богов Сидури в «Эпосе о Гильгамеше». Возможно, наша коротенькая поэма лишена всякого ерничества и просто отображает весьма распространенный взгляд на мир.

В основу перевода положен аккадский текст; недостающие части строк восстанавливались по шумерским версиям.

19