Неоновые трубки еще неуверенно мигали, когда из первого вагона послышались приближающиеся шаги Мясника.

Кауфман замолк и наконец выпустил тело, за которое держался. Лицо его было густо вымазано кровью. Он ощущал ее потеки у себя на щеках, как воинственную раскраску индейца.

Крик несколько привел его в чувство и неожиданно придал силы. Никакого вам бегства по раскачивающимся вагонам, о нет, теперь трусости не время. Предстояла примитивная схватка двух человек, встретившихся лицом к лицу в логовище смерти. И он был готов не раздумывая прибегнуть к любому, абсолютно любому средству, лишь бы уничтожить противника. Речь шла о выживании, все было просто и ясно.

Дверная ручка начала поворачиваться.

Кауфман быстро огляделся в поисках какого-нибудь оружия. Мозг лихорадочно, но четко просчитывал возможные варианты обороны. Внезапно взгляд упал на аккуратную стопку одежды возле тела пуэрториканца. На ней, среди поддельных золотых цепей и здоровенных перстней, лежал нож. Длинный, сверкающе чистый клинок, которым бывший хозяин, без сомнения, немало гордился. Шагнув вперед, Кауфман подобрал нож с сиденья. С оружием в руке он сразу почувствовал себя увереннее, по спине пробежали бодрящие мурашки.

Дверь потихоньку скользнула в сторону, и в проеме показалось лицо убийцы.

Их разделяли раскачивающиеся трупы, по два с каждой стороны. Кауфман пристально посмотрел на Махогани. Тот не был особо безобразен или ужасен с виду.

Обычный лысеющий грузный мужчина лет пятидесяти. Тяжелая голова с глубоко посаженными глазами. Небольшой рот с изящной линией губ. Совершенно неуместная деталь: у него был женственный рот.

Махогани никак не мог понять, откуда во втором вагоне появился незваный гость, но осознавал, что допустил еще один просчет, еще одну промашку, свидетельствующую об утере былой квалификации. Он должен немедленно распотрошить это наглое существо. Как-никак, до конца линии осталось не более одной-двух миль. Новую жертву предстояло разделать и повесить за ноги прежде, чем они прибудут к месту назначения.

Он шагнул во второй вагон.

— Ты спал, — наконец узнав Кауфмана, сказал он. — Я видел тебя.

Кауфман промолчал.

— Тебе следовало сойти с этого поезда. Что ты здесь делал? Прятался от меня?

Кауфман продолжал молчать.

Махогани взялся за рукоятку большого разделочного ножа, торчавшего у него за поясом. Из кармана фартука торчали молоток и садовая пила. Все инструменты были перепачканы кровью.

— Раз так, — добавил он, — мне придется покончить с тобой.

Кауфман поднял правую руку Его нож выглядел игрушкой по сравнению с грозным тесаком Мясника.

— Да пошел ты, — сказал он.

Махогани ухмыльнулся. Попытка сопротивления казалась ему просто смешной.

— Ты не должен был ничего видеть. Это не для таких, как ты, — проговорил он, сделав еще один шаг навстречу Кауфману. — Это тайна.