ОПИСАНИЕ СЛАВЯНСКО-РУССКОЙ" ЗЕМЛИ, НАСЕЛЕННОЙ ЗЛОСЧАСТНЫМИ КАЗАКАМИ — НЕПОКОРНЫМИ КЯФИРАМИ МОСКВЫ

Эта крепость, подобная Стене Искандера, возникла на обширной открытой равнине у оконечности залива, имеющего форму сердца. Хорошо защищенный залив этот находится в южной части Каспийского моря, где Терек впадает в него, и далеко углубляется в землю Дагестана. Сама крепость имеет очертание треугольника, переходящего в квадрат. Это привлекательная с виду крепость, наполовину застроенная зданиями, вытянутыми в длину, наполовину — башнями из камня. По окружности она занимает девять тысяч полных шагов. Крепость по всей окружности имеет два яруса. По ее рву течет река Терек /806/ и впадает в Каспийское море. Это — крупный и притом наиболее отдаленный порт на границе Дагестана и королевства Москвы. Все московские купцы сходят здесь с кораблей и направляются в Дагестан, Грузию и Иран. Северная сторона этой крепости ограничена Каспийским морем, а южная и сторона кыблы — рекой Терек. Крепость неотделима от страны Дагестан. А к западу от крепости — суша, простирающаяся до Черкесстана и Дешт-и Кыпчак.

Со всех сторон она имеет семь ворот. Из [больших ворот] двое — на берегах вод, одни — с той стороны, где суша. Прочие ворота невелики. Имеются также небольшие ворота, через которые доставляют воду. Со стороны суши это сильная крепость из трех ярусов, прочная, хорошо защищенная. В промежутке между каждыми двумя воротами имеются рвы шириной по пятьдесят шагов.

Внутри крепости имеется в общей сложности девять тысяч принадлежащих злосчастным [христианам] каменных строений, тесных, крытых досками, без садов и огородов. Все улицы здесь образуют в плане шахматное поле. Здесь имеется в общей сложности семьдесят церквей, и десять из них построены на каменистых холмах, похожих на холмы Манастыр-кале. Лавок здесь три тысячи, небольших постоялых дворов — десять.

В этой крепости имеется два капитана. Один из них управляет внутренней частью крепости, другой — внешними посадами. А кроме как на крепость и пригороды власть их не распространяется. Ибо здесь — край степи Хейхат, где уже отсутствуют населенные, благоустроенные места и начинается Дешт-и Кыпчак, находящийся под властью кяфиров-калмыков и татар иман-садак.

Крепость имеет также порт и пристань. Ее капитаны распоряжаются внушительным войском из десяти тысяч солдат. Здесь имеется сорок судов, похожих на галеры и на русские чайки, есть и крытые тростником фрегаты.

Корабли, уходящие в крепости Демир-капу, Баку, в Гилян, в [один] город, находящийся и землях Московского королевства в тысяче миль отсюда, доставляют купцов. Здесь имеются чайки для переправы. Эти корабли входят в реку Волгу и доходят до [одного] города, принадлежащего Москве, до столицы, имя которой ...

Эти суда как следует защищены, снабжены оружием. В некоторых местностях они (казаки), вопреки мирным отношениям между Московским королевством и Ираном, на упомянутых кораблях нападают на крепости и города Ирана по берегам Каспийского моря, грабят и разоряют их. Однажды они напали даже на крепость Баку, а прибыв в Гилян, в его торговые /807/ села, увели из Гиляна несколько сот пленников — подданных Ирана; сами же благополучно ушли в Москву. Народ Ирана весьма боится этих московских казаков. Их боится даже и османское правительство, ибо эти кяфиры-казаки неоднократно проходили рекой Дон перед крепостью Азов, принадлежащей дому Османа, и по ночам нападали на побережье Черного моря. Благодарение богу, по мысли султана Мехмед-хана IV, сына Ибрагим-хана[243], и Кёпрюлю[244], на берегу реки выше крепости Азов построены одна против другой две славные крепости, названные Сед-Ислам[245]. Над этой рекой протянуты толстые цепи, и проклятым лодкам казаков стало невозможно выйти в Черное море. Эти самые московские казаки — исключительно храбрые кяфиры, так что мужество населения крепостей Ирана, расположенных но берегам Каспийского моря, ими вконец подавлено. Самые отборные кяфиры прибывают в эту крепость Терек. Ибо, являясь весьма населенной и устроенной, крепость Терек служит им [исходным] местом для добычи. Они же грабят и берут добычу в землях Фагфура, Чина, Хатая, Хотана, Узбекистана, Ганджи, Ширвана и Шемахи.

Восхваление внешних посадов Терской крепости. На берегу реки Терек расположен крупный посад, с четырех сторон окруженный рвом с садами и родниками, с десятью тысячами неблагоустроенных домов. А вследствие того что вода и воздух здесь приятны, имеется множество прекрасных возлюбленных обоих полов.

Когда я, ничтожный, в этом городе предавался наслаждениям и отдыху, в один из вечеров вдруг снаружи — в посаде — послышались крики и вопли. Я едва успел спросить: «Что происходит?» — как вспыхнуло пламя Немруда. Оказалось, что калмыцкие татары в эту темную ночь осадили город, подожгли его, а тем временем из крепости по ним до самого рассвета палили из тысячи орудий бал-емез. Когда же настало утро, люди увидели: в посаде от жителей и от домов не осталось и следа. Сохранились только сигнальная башня, монастырь, постоялый двор да лавки. Тринадцать тысяч шестьдесят человек были уведены в плен. Остальные кяфиры, сев на суда, спаслись в море. Что поделаешь? Как только настало утро, из крепости решительно кинулись на калмыцких татар пять тысяч конных да еще три тысячи татар на повозках. Они удалились, мчась, точно три ветра. /808/ Потом неверные из крепости, не догнав калмыков, вернулись, прибыли, расстроенные поражением. Но они взбодрили тех, кто [в посаде] уцелел от пожара. И снова началось строительство.

Здесь в заложниках был один калмыцкий мирза. Я спросил у него: «Почему они так поступили?» По его словам, приходили будто бы калмыки, у которых нет [тут] заложников. Они-то и сожгли город и взяли пленных без счета и богатую добычу.

Затем, по воле творца, в эту Терскую крепость прибыл из Кабарды новый заложник — черкесский бей, а тот мирза отправился в Кабарду. С этим новым заложником, беем Кабарды, я поделился радостной вестью, что у нас много прав. Я показал ему письма Мухаммед-Гирей-хана и шамхал-шаха — падишаха Дагестана, и мы снова ликовали, и он мне, ничтожному, оказал почет. С ним [и его людьми] я неоднократно вел задушевные беседы.

[Отмечу, что] в этом городе мы увидели живых белых и черных соболей. Эти твари — почти как каменные куницы из Румелии. Они столь дружелюбны и общительны, что городские мальчишки сажают их к себе на колени и кормят. Особенно привлекательны белые соболи. Имеется также очень много белых горностаев. Они, словно кошки, живут в домах. Однако они меньше кошек, более миловидны и общительны. Здесь также имеется животное, называемое «чуфран», с шерстью, как у серой белки, такого же облика и величины; только хвост у него не столь длинный, как у серой белки. Упомянутые животные настолько игривы, веселы, непосредственны, что, будучи голодными, пляшут перед людьми, выделывают прыжки, петли. Они столь забавны и легки в полете, что люди хохочут и изумляются. Но после того как животные насытятся, они становятся медлительными, весьма довольными и к человеку уже не подходят. А если с помощью тонкой трубочки издавать воющий звук — они мурлычут, словно кошка во сне. Свой помет они откладывают где-нибудь вдали от людей, причем он издает запах, словно помет мускусной кошки из Эфиопии. Для неверных эти животные весьма приятны. Это забавные животные, называемые «чуфран», они, так же как и кошки, едят мясо и хлеб.

Много тысяч любопытных вещей увидели мы в этой Терской крепости. Но, бедный Эвлия, лишь некоторые из них ты должен описать подробно. Если же ты скажешь: «Попробуем описать их все до единой», ты впадешь в многословие, что может помешать нашему путешествию.

Итак, по воле творца, в то время как мы здесь пребывали, из Московского королевства /809/ прибыл на судне, направляясь к падишаху Дагестана, посланник. Когда этот посланник прибыл, говорили, что он должен был направиться в Азов по суше. Я, ничтожный, воздав тысячу похвал и прославлений, сказал, принося благодарность судьбе: «Ну вот мы и нашли себе спутника, подходящего товарища!» В тот же день мы предъявили капитану Терской крепости ранее выданные нам грамоты от австрийского императора из страны Германии, адресованные семи королям. Переводчики с немецкого прочитали эти грамоты, приложились к ним своими желтыми лицами, затем сказали: «Слушаем и повинуемся! Для нас друг короля Москвы, император-цезарь земли Германии и Венгрии, тоже друг». После чего сию отвратительную грамоту возвратили мне, ничтожному, и я спрятал ее. Затем капитан вручил мне, ничтожному, пятьдесят собольих шкурок, одну шубу из собольих лапок, пять шкатулок для драгоценностей, отделанных рыбьим зубом; каждому из нас вручили по одной штуке сукна и одной штуке [другой] материи, по пяти тысяч серебряных монет, которые обращаются в Московской стране и притом нарезаны из серебра; у них на одной стороне вычеканены имя короля и дата его восшествия на престол, а на другой — словно бы изображение святейшего Хызра верхом на коне.