Для покрытия издержек переселения было ассигновано из государственного казначейства 8.045,000 руб., из войскового капитала 2.094,000 р., всего 10.139,999 руб.
Государственный расход на заселение Закубанского края должен был воспользоваться экономией от немедленного сокращения кавказской армии, из которого были исключены только войска, действовавшие на западном Кавказе. Кроме уменьшения многих расходов вслед за покорением восточных гор, в 1862 году было произведено значительное сокращение армии; эта мера, впрочем, не надолго облегчила государственную казну, так как в следующем же году пришлось снова ставить армию на военную ногу, как все прочие силы империи[43]. С окончательным покорением Кавказа издержки эти покрываются сами собою.
Войсковой капитал должен был пополняться продажею в частную собственность залишних земель, остающихся на задних линиях от передвижения части населения.
Как сказано, положение о заселении предгорий вошло в законную силу в 1862 году, но еще ранее этого времени было дозволено двинуть переселение на главных вышеозначенных основаниях.
Предположенное заселение вражеского края было, разумеется, только проектом завоевания, который сам по себе еще ничего не решал. Все зависело от исполнения.
Вновь задуманный план стратегических действий резко отличался от системы, господствовавшей в прежних походах. Закубанская страна, весьма обширная, прорезана в длину, от Эльбруса почти до окрестностей Анапы, Главным Кавказским хребтом, который на половине своего протяжения, от истоков Кубани до истока Пшиша, тянется рядом снежных пиков и восемь месяцев в году совершенно непроходим; но от истока Пшиши понижается и образует обрывистую лесную гряду. Противоположные покатости хребта – северная, склоняющаяся к Кубани, и южная, ниспадающая к морю, составляли в военном отношении, пока страна была занята неприятелем, две совершенно отдельные сферы действия, как бы два особенные мира, не имевшие никакого соприкосновения между собою. Довольно сказать, что ближайшая дорога, по которой можно было переводить войска с северного склона на южный, пролегает несколько сот верст далее к востоку, в центральном Кавказе. При нынешнем размере нашего черноморского флота действия этих двух военных театров не могли связываться и морем. Поэтому, чтобы не раздроблять сил, все наличные военные средства были сосредоточены в Кубанской области; в Кутаисском генерал-губернаторстве, в военный район которого входили черкесские земли южного склона, оставлено лишь небольшое число войск для оборонительных действий. Наступление с южной стороны должно было приобрести особенное значение, но только впоследствии, к концу войны; так предполагалось и в первоначальном плане. Обширная страна, с лишком в 300 верст длины и в некоторых местах до 150 ширины, принадлежавшая горцам между хребтом и Кубанью, разделяется в длину на две полосы различного характера; соседняя с хребтом очень гориста, хотя не представляет еще вполне горного характера; ближайшая к Кубани – равнина: обе покрыты дремучим, но не сплошным лесом, часто перемежаемым полями. Вся страна перерезана в ширину, от гор до Кубани, большим числом рек, из которых многие не переходимы вброд. Главные реки, считая с востока: Белая с ее левыми притоками Курджипсом и Пшехой, потом Пшиш, Псекупс, Афипс с притоком Шебшем, Иль, Хабль и Адагум. Главный хребет имеет несколько десятков верст ширины, с севера стелется постепенно возвышающими грядами, а с юга спускается к морю крутыми ущельями. Густые массы черкесского населения занимали равнины и предгорья; в самых горах жителей было мало. Это обстоятельство полагало коренное различие между войной на восточном Кавказе, где надобно было брать силой самые горы, и войной на западном, где приходилось выбивать население преимущественно из предгорий. Впрочем, тактическое дело от того облегчалось еще немногим: главное затруднение в горской войне заключается не столько в громадности природы, как в мелких препятствиях – в лесе, скалах, оврагах и бездорожье; но в отношении стратегическом можно было гораздо удобнее связать операции в стране, где мы сами выбирали направление дорог, чем в местности, где надобно лезть в единственную каменную трещину, составлявшую путь, как было в Дагестане; надобно было только понять местность так верно и пользоваться ею так кстати, как сделано в последние годы войны.
Самые горы представляли такие же чрезвычайные препятствия, если не более, как и в других местах Кавказа; но поле битвы лежало, к счастью, не в самых горах. Во время действия на восточном Кавказе наши операционные линии всегда направлялись как радиусы от окружности к центру; такое направление было неизбежно обусловлено топографией края. В предшествовавших походах на западном Кавказе и наши отряды также действовали всегда перпендикулярно к главным своим основаниям – Кубани и Лабе. Но в этой стране такое направление нисколько не было вынуждено очертанием местности и ни в каком отношении не было выгодно. Главная задача черкесской войны состояла прежде всего в том, чтобы сбить неприятельское население с лесной равнины и холмистых предгорий и загнать его в горы, где ему было невозможно долго прокормиться; а затем перенести к подошве гор самое основание наших операций. Так было сделано на восточном Кавказе, где все усилия были направлены сначала к покорению чеченской плоскости с предгорьями. Но закубанский военный театр был гораздо обширнее Чечни; он имел такое протяжение в длину и ширину, что его невозможно было пройти разом. Наши отряды, сколько бы их ни было, двигаясь перпендикулярно к горам от Кубанской и Лабинской военных линий, не могли идти сплошною стеной во всю длину страны, взаимно поддерживая друг друга. Каждый действовал отдельно, рассчитывая только на себя, и потому каждый был как на воздухе; тыл и фланги его находились во власти неприятеля. Экспедиция, вместо того чтобы стремиться к постепенному урезыванию неприятельского края, к систематическому занятию его, имела вид прежних вторжений, никогда не приводивших ни к какому результату. Вырубленные просеки оставались, но непокорные горцы, как будто на смех нам, засевали хлебом и в тылу их, пред нашими кордонными линиями, продолжали держать хутора.
Обширность Закубанского края не позволяла устроить военную линию по всей подошве гор, от Лабы до Новороссийска, отрезывая плоскость у непокорных горцев. Направлять операции перпендикулярно от Кубани и Лабы к горам, чтобы со временем запереть выход каждого ущелья на плоскость, было бы трудом непомерным и бесконечным. Главнокомандующий принял другой, почти противоположный план действий, предложенный первоначально графом Евдокимовым, – подвигаться не перпендикулярно к Главному хребту, но параллельно с ним; переходить постепенно с одного притока Кубани на другой, обрезывая неприятельский край в длину. Две отдельные операции должны были быть направлены: одна главная – от Лабы на запад, другая второстепенная – от моря на восток и сходиться навстречу одна другой. Нашим основанием на востоке служила заселенная казаками Лабинская линия; на западе – линия Адагумская, прочно занятая от Кубани до моря. Двинувшись от той и другой вперед к следующим, ближайшим от них притокам Кубани, мы с обоих концов значительно обрезывали неприятельский край. Второй шаг обрезывал его еще более; наступающие с обоих концов войска должны были, наконец, сойтись в средине горских земель. Сосредоточивая все действующие силы на поперечной линии, по течению одного из притоков Кубани, относительно короткой, мы могли стать на ней твердо, оградить как стеной лежащее позади пространство, если не от мелких хищников, то от вторжения неприятеля массами. Туземное население не могло оставаться в полосе земли, охваченной с двух сторон нашими кордонами; заселение ее совершалось затем беспрепятственно. При таком образе действия все выгоды оставались на нашей стороне. Вновь занятая линия сдерживала массы оттесненного неприятельского населения; оставшиеся кое-где в горных трущобах хуторяне могли производить только разбои, в военном же отношении их нечего было принимать во внимание; одним словом, мы шли вперед верными шагами. Рождался только один вопрос. Подвигаясь с Лабы вдоль Закубанского края, с одной поперечной линии на другую, мы необходимо должны были упираться плечом в Главный хребет. За хребтом этим, к морю, жили другие, многочисленные и враждебные нам племена. Прикрывал ли надежным образом Главный хребет наш фланг и тыл от их натиска? До тех пор горские народы южного и северного склона, хотя находившиеся в постоянных сношениях между собою, были в наших глазах совсем отдельными мирами. Но тут надобно было определить безошибочным образом, насколько Главный хребет действительно разъединяет южных и северных горцев; потому что, если б оказалось впоследствии, что снежный хребет не составляет действительной преграды, то вся задуманная операция очутилась бы на фальшивом основании; наши поперечные линии были бы до такой степени подвержены обходу, что не могли бы служить основанием для дальнейших действий. По всему вероятию, надобно было опасаться такого оборота дела; но граф Евдокимов, глубоко знавший характер горцев, полагал, что нет, мы увидим дальше, на каких основаниях. Событие показало, что он был совершенно прав.
Наступление должно было начаться с весны 1861 года. Проект заселения, в главных чертах, был уже составлен, войска сосредоточены по местам; материальные запасы, заготовленные для прошлогодних действий на нижней Кубани, передвинуты на Лабу.
Фельдмаршал распоряжался всеми подробностями готовившегося похода, несмотря на тяжкую болезнь, удручавшую его уже несколько месяцев. К началу весны болезнь еще усилилась. Вследствие положительной воли государя императора в марте 1861 года князь Барятинский отправился за границу для излечения; но здоровье его долго не поправлялось. Тем не менее дело двинулось, основания были положены. Завоевание было довершено впоследствии другим главнокомандующим, в том же духе и с тою же энергией, какие отличали этот ряд необыкновенных походов с 1856 года; несмотря на перемену главнокомандующих, не произошло никакого перерыва не только во внутренней связи действий, но даже во внешней обстановке этой войны.
За отсутствием фельдмаршала, командующим армией остался генерал-адъютант князь Орбелян. Начальство Кубанской области находилось в руках графа Евдокимова.
VI
Весною 1861 года все было готово к немедленному открытию военных действий. Перемирие с абадзехами еще не было нарушено с нашей стороны; но поведение этого народа, по всей справедливости, избавляло нас от принятых обязательств. Князь Барятинский разрешил, перед отъездом, требовать от абадзехов безусловной покорности и, в случае отказа, в котором заранее нельзя было сомневаться, внести войну в их пределы. По плану, действия 1861 года должны были обнять с востока все пространство между Лабой и Белой, которое предполагалось заселить станицами; с запада – часть страны впереди Адагумской линии и Натухайский округ, куда также должно было ввести казачье население. Внезапное сопротивление назначенных к переселению казаков, о котором я говорил в предшествующем письме, разом остановило исполнение плана. В принятой системе действий завоевание и заселение края были связаны чрезвычайно тесно, должны были идти об руку. Пока перерабатывалось положение о правилах передвижения казаков, можно было располагать лишь небольшим количеством населения, назначенного жребием, по старому обычаю; а потому необходимо было остановить движение вперед. Все лето 1861 года прошло под влиянием этого неблагоприятного обстоятельства, но не осталось бесплодным; граф Евдокимов умел выгодно употребить период невольной остановки. Не имея возможности открыть действия немедленно, он решился не показывать даже вида неудовольствия абадзехами до зимы и воспользоваться их бездействием, чтоб очистить без боя все подступы к их стране, закончить в то же время многие важные работы, исполнение которых было значительно облегчено затишьем. Так как число жеребьевых переселенцев этого года не было достаточно для того, чтоб основать передовую линию по Белой, то они были назначены для усиления существовавших линий новыми станицами. Большая часть войск лабинского отряда была обращена на тот же предмет. Таким образом, Кубанская линия протянулась до выхода реки из горной теснины, Лабинская линия была продолжена в самые горы; крайняя станица ее, Псеменская, была первым опытом поселения русских людей в горах. Кроме того, верхняя часть Лабинской линии была прикрыта тремя станицами, основанными на левом, вражеском берегу, замиренном покуда только шатким договором с абадзехами. Усиление передовых линий позволило тогда же значительно сократить кордоны, охранявшие безопасность Прикубанского края.
Пространство между Лабой и Белой, в прежнее время густо населенное, в последние годы сильно обезлюдело и стало пастбищным местом горцев; на правом берегу Белой значительное население держалось только в соседстве с абадзехами и под их покровительством – мохошевцы и егерухаевцы в местных трущобах вверх от Майкопа и горные общества даховское и хамышейское еще выше, на истоках реки. Несколько мелких обществ самых хищных и воинственных, между которыми первое место принадлежало бесленеевцам и беглым кабардинцам, жили рассеянно в верхней, предгорной части этого пространства, и с соседних горах вплоть до Урупа; после абадзехского договора эти общества приняли покорность, но только на словах, и беспрестанно производили мелкие хищничества. С открытием военных действий против абадзехов мелкие племена, занимавшие промежуточный край, были бы сильною опорой для неприятеля и большим препятствием для нас; но без поддержки абадзехов они были слишком слабы для сопротивления, особенно каждое отдельно. Зная, что абадзехи рады длить настоящее положение дел, столь выгодное для них, и без прямого вызова с нашей стороны не начнут войны явно, граф Евдокимов, не обращая внимания на их протесты, стал выгонять промежуточные племена одно за другим из их убежищ. Наши отряды располагались около местности, занимаемой упорным обществом, прорубали прикрывавший ее лес и потом внезапно окружали горцев, предоставляя им или селиться за нашими линиями, или бежать за горы. После такого примера соседи их покорялись без сопротивления. Таким образом бесленеевцы были выведены на Уруп и оттуда ушли в Турцию; вольные кабардинцы и темиргоевцы поселены в виду Лабинской линии; баракаевцы, баговцы и другие абазинские племена прогнаны на южную сторону снежного хребта. К осени кроме мохошевцев, егерухаевцев и даховцев, составлявших одно тело с абадзехами и живших в крепких местах по берегам Белой, страна между этою рекой и Лабой была совершенно очищена от горцев. В течение осеннего периода такими же действиями, без боя, были совершены приобретения еще более важные, о которых я скажу впоследствии.
Превосходное качество угодий за Лабой, став известным, привлекло множество охотников-переселенцев из тех же казаков, которые упорствовали весной. Представилась возможность расширить круг действий. Охотниками были населены еще три станицы, довершившие устройство военных линий с Лабы к Майкопу и Хамкетам.
Видя постоянное приближение наших поселений к своей пограничной черте, абадзехи несколько раз грозили заступиться за соседей, но не двигались. В августе граф Евдокимов выступил из Хамкетов к ур. Мамрюкогой, освященному древними языческими преданиями, на самой границе абадзехов. Старшины просили его остановиться, чтобы послать предварительную депутацию в Тифлис. Из этой депутации ничего не вышло; абадзехские выборные предложили опять те же условия, на которых был основан прежний договор.
Было очевидно, что старшины не могут предложить более, что народ не понимает своего положения и не позволяет уступок.
В других отрядах, расположенных против шапсугов, война продолжалась. Со стороны моря положено было занять под станицы Натухайский округ и продолжать оттуда заселение казаками Шапсугской земли с реки на реку, вдоль предгорий. Натухайцам назначались земли вдоль Кубани. Расстройство плана действий на текущий год, вследствие неожиданного упорства казаков, отозвалось и в этом конце края: покуда Натухайский округ некем было населять. В ожидании нового положения адагумский отряд, состоявший под начальством генерала Бабича[44], употребил лето на обзор и опустошение Шапсугской земли. Он заложил в 15 верстах перед Адагумскою линией укрепленный лагерь в Абине, на месте укрепления, брошенного нами в начале восточной войны. Из этого пункта, долженствовавшего служить основанием дальнейшим действиям, был предпринят ряд движений по плоскости и в горы к Геленджику. Во время последнего похода наши войска прошли через развалины Николаевского укрепления, взятого горцами в 1840 году и которого с тех пор русские не видели больше. Над костями гарнизона был совершен погребальный обряд через 21 год после его геройской смерти. Зимой с 1861 на 1862 год адагумский отряд приступил наконец к устройству в Натухайской земле станиц, для которых население было уже назначено и дожидалось только весны.
Шапсугский отряд, занимавший укрепление Григорьевское, тем же летом устроил оттуда прочное сообщение до города Екатеринодара. Григорьевское укрепление не служило покуда основанием для каких-нибудь особых операций и потому не имело большого военного значения. Но его сохранили в видах будущего, как центральный пункт между отрядами, действовавшими с востока и запада Закубанского края. Впоследствии оно должно было получить немаловажное значение как опорный пункт для перевала в землю приморских шапсугов.
Осенью 1861 года государь император совершил путешествие по Кубанской области. Для кавказских войск, постоянно удаленных от лица государя и совершавших в то время сверхчеловеческие труды в нескончаемых походах, посещение государя и чрезвычайно милостивое, сердечное обращение его с кавказскою армией было поощрением, удвоившим их силы. Кроме того, Высочайшее путешествие имело великое значение для окончательной судьбы этого края. Как ни настоятельно чувствовалась необходимость покончить раз навсегда с внутреннею войной на Кавказе, но огромность жертв, сопряженных с предположенным планом изгнания горских населений из их убежищ, даже кажущаяся жестокость такой меры, смущали энергию исполнения. Государь император убедился лично на месте в недействительности всякой другой меры. Покорные и непокорные горцы были извещены о скором прибытии его величества; и все племена, даже отдаленнейшие, прислали своих депутатов. Они все были не прочь от покорности с договором, подобным абадзехскому, который ограждал бы их от наших вторжений, не стесняя ни в чем свободы их собственных действий. В лагере около Хамкетов государь благосклонно принял горских депутатов, обещал милость и покровительство, предложил им сохранение обычаев их и имуществ, льготу от повинностей, щедрый замен земель, которые окажутся нужными для наших военных линий, другими, с единственным условием немедленной выдачи всех русских пленных и беглых. На это последнее требование горские старшины отвечали чрезвычайно уклончиво; видно было, что они не могут исполнить требуемое, что не в их власти понудить к тому народ. На другой день старшины представили свою челобитную. Изъявляя в самых покорных выражениях желание стать под русскую державу, они кончили просьбой – подаваемою прямо в руки величайшему монарху мира – не забудьте немедленно вывести русские войска за Кубань и Лабу и срыть ваши крепости. Какие переговоры были возможны с такими людьми?