788
Herz, Betrachtungen, p. 64F. Он продолжает: «Без сомнения, вы будете возражать против точки зрения, которую я здесь выражаю, приводя случай, в котором причина предшествует следствию согласно порядку природы, но в котором, в соответствии с существованием, оба являются одновременными, такой как огонь и свет. Здесь первое содержит причину второго, но все же не может существовать без последнего. Однако, как бы бесспорно это ни было доказано чистым разумом, при более точном наблюдении за тем, как мы представляем себе огонь и свет, вы обнаружите, что всякий раз, когда мы думаем об огне и свете, мы думаем о них не как о причине и следствии, а как об определениях, которые постоянно сосуществуют в общем предмете. Как только мы называем одно из них причиной другого, мы неявно предполагаем, что был какой-то момент, когда одно существовало без другого. Для нас совершенно невозможно мыслить действенную причину, не представляя ее себе как имеющую отношение, так сказать, к производству следствия. Это то, что заставляет нас приписать причине момент, в который она кажется еще только начинающей свое действие».
789
Издатель собрания сочинений Гамана посчитал, что это была работа Гамана и, соответственно, включил ее в издание. См.: Johann Georg Hamann, Sämtliche Werke, ed. Josef Nadler (Wien, 1949–1953), IV, p. 364–370.
790
См.: Rudolf Unger, Hamann und die Aufklärung. Studien zur Vorgeschichte des romantischen Geistes im 18. Jahrhundert, 2nd ed. (Halle, 1925), II, p.932. См. также: Charles W. Swain, “Hamann and the Philosophy of David Hume,” Journal of the History of Philosophy 5 (1967), p. 343-351.
791
Давид Юм, “Трактат о человеческой природе”, в: Давид Юм, Сочинения: в 2 т., т. 1 (Москва: Мысль, 1996), с. 308–318.
792
Юм, “Трактат о человеческой природе”, с. 316. См. также: O. Bayer, “Hamann’s Metakritik im ersten Entwurf,” Kant-Studien 81(1990), p. 435–453. Байер отмечает изменение «в Англии» на «в нашей стране», но не недостающий последний абзац. Поэтому любой, кто не очень хорошо знал трактат Юма – а в Германии XVIII века знавших его нашлось бы не так много, – безусловно, имел основания предполагать, что автором был Гаман. Не так просто оправдать то, что некоторые издатели работ Гамана совершают ту же ошибку. Самая вопиющая ошибка, вероятно, принадлежит изданию Stefan Majetschak, Vom Magus im Norden und der Verwegenheit des Geistes. Ein Hamann Brevier (Munich: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1988), которое содержит первую часть перевода в качестве оригинального текста Гамана, хотя прошло уже достаточно много времени с тех пор, как все узнали, что эта не его работа.
793
42. Юм, “Трактат о человеческой природе”, с. 310. Если «антиномию» мы определим как противоречие между основными принципами человеческого разума, то этот отрывок действительно содержит антиномию. Дополнительно об этом см.: Manfred Kuehn, “Kant’s Conception of Hume’s Problem,” Journal of the History of Philosophy 21 (1983), p. 175–193; Manfred Kuehn, “Hume’s Antinomies,” Hume Studies 9 (April 9, 1983), p. 25–45; а также Manfred Kuehn, “Kant’s Transcendental Deduction: A Limited Defense of Hume,” in New Essays on Kant, ed. Bernard den Ouden (New York/Bern: Peter Lang Publishing, 1988), p. 47–72; Manfred Kuehn, “Reid’s Contribution to Hume’s Problem,” in The Science of Man in the Scottish Enlightenment: Hume, Reid, and their Contemporaries, ed. Peter Jones (Edinburgh: University of Edinburgh Press, 1989), p. 124–148. Статья «Кантовская концепция проблемы Юма» вызвала некоторые споры – особенно в Германии. Большая часть полемики связана с тем, что Лотар Креймендаль и Гюнтер Гавлик инкорпорировали мое изложение в свою книгу: Lothar Kreimendahl and Günter Gawlick, Hume in der deutschen Aufklärung: Umrisse einer Rezeptionsgeschichte (Stuttgart: frommann-holzboog, 1987). Соглашаясь с тем, что переведенный отрывок предлагает антиномию и что именно этот отрывок пробудил Канта, Гавлик и Креймендаль критиковали тот факт, что я датирую пробуждение Канта 1771 годом, и предложили несколько иное толкование того, почему антиномии Юма были так важны для Канта. В частности, они утверждали, что Кант прочитал «Ночные мысли» Юма двумя годами ранее, то есть в 1769 году, и что антиномии Юма побудили его сформулировать окончательную версию собственного учения об антиномиях. Креймендаль развил эту точку зрения далее в работе: Lothar Kreimendahl, Kant – Der Durchbruch von 1769 (Köln: Dinner, 1991). Несколько критиков работы Гавлика и Креймендаля также сочли необходимым раскритиковать и мою позицию (и большинство из них атаковали ее, как если бы она была по существу той же, что и у этих авторов). См.: Rudolf Lüthe, review of G. Gawlick and L. Kreimendahl, Hume in der deutschen Aufklärung в Philosophischer Literaturanzeiger 40 (1987), p. 209–212; Lewis White Beck, review of G. Gawlick and L. Kreimendahl, Hume in der deutschen Aufklärung in Eighteenth-Century Studies 21(1988), p. 405–408; Wolfgang Carl, review of G. Gawlick and L. Kreimendahl, Hume in der deutschen Aufklärung in Philosophische Rundschau 35 (1988), p. 207–214, p. 211; Wolfgang Carl, Der schweigende Kant. Die Entwürfe zu einer Deduktion der Kategorien vor 1781, Abhandlungen Akademie Göttingen 182 (Göttin-gen/Zürich: Vandenhoek & Ruprecht, 1989), p. 50, 150, 156; Reinhard Brandt, review of L. Kriemendahl, Der Durchbruch von 1769 in Kant-Studien 83 (1992), p. 100–111. Моя позиция правильно разведена с позицией Гавлика и Креймендаля в единственной работе: Lorne Falkenstein, “The Great Light of 1769 – A Humeian Awakening? Comments on Lothar Kreimendahl’s Account of Hume’s Influence on Kant,” Archiv für Geschichte der Philosophie 77 (1995), p. 63–79. Как совершенно верно указывает Лорн Фалкенстин, Креймендаль и Гавлик утверждают, что Кант в результате перевода Гаманом Юма открыл антиномию чистого разума точно в том виде, как она есть в первой «Критике». Я никогда этого не утверждал. На самом деле, я полагаю, что Кант не мог открыть антиномию чистого разума в 1770 году просто потому, что у него не было ясного представления о разуме в противоположность рассудку. Я пытался лишь показать, заимствуя понятие из биологии, что филогенетически антиномия как специфическая часть системы Канта развилась из проблемы, которая сначала была совершенно недифференцированной, состоящей как из того, что позже стало проблемой трансцендентальной дедукции, так и из того, что стало проблемой трансцендентальной аналитики. В этой изначальной проблеме представлены частичные истоки критической проблемы, на которую Кант пытается ответить в первой «Критике».
794
Остраненный (нем.). – Прим. пер.
795
Ak 19, p. 116, 118f, см. также p. 133.